Избранные сочинения. 1. Ошибка живых

Казаков Владимир Васильевич

Несколько черных чисел обозначали ее ресницы и брови. Невеста нахмурилась, нахмурились и эти числа. Четные и нечетные ресницы опустились в виде тени на половину лица.

Отражалась глубина комнаты с сидящими в креслах отцом и матерью. Они были настолько неузнаваемы сквозь судорожный бледно-синий туман, что их, наконец, можно было узнать.

Отец изгибался и клубился в виде черного дыма, вдруг красная манжета мелькала, то голубой шрам через всю стену. Мысль о числах ползала у его ног, жалобно изгибая спину. Отец то исчезал, то не исчезал. Вдруг он стал темно-малиновым дымом,

из которого выбросились белые пальцы.

Отражение матери двоилось, хотя она давно уже была одна.

Вдруг невеста увидела жениха. Он не то стоял, не то шел, опережаемый тростью. Его взялся сопровождать уличный фонарь, был поздний вечер. Висели тучи. Несколько капель сорвалось с неба и, пролетая мимо идущего фонаря, сверкнули, как темно-красные искры...

ОТЕЦ

Я теперь решил думать только вслух. Так легче заметить какую-нибудь неправильную или грешную мысль, и так труднее ошибиться. Вот, например, сегодня, когда я брился, вдруг одна страшная мысль у меня в руке сверкнула. Я вскрикнул, и она исчезла... мда...

ДОЧЬ

Куда я ни погляжу, я всюду вижу свое отражение. Я в каждой вещи вижу лишь себя. Что мне делать, пугаться или да?

ОТЕЦ

Смешная, это же закон природы! Мы в каждой вещи и в каждом явлении видим отражение себя. И чем вещь лучше отполирована, тем отражение слабее. Вот, например, зеркала...

Жених всюду на что-нибудь натыкался и ранился. То на одно, то на другое, то снова на другое. Он думал:

— Мое детство прошло на берегу реки. Я помню, как на другой день вытащили тело утопленницы. Ее волосы свисали, неживые...

Он мог сидеть молча целыми часами. Или мог неожиданно разрубить час надвое одной только фразой.

Как-то Пермяков вошел, жених молча облокотившись сидел. Шло время. Он так и не проронил ни звука, час был не разрублен...

Между тем, молчание перекинулось на другой конец залы:

1-Й ГОСТЬ

А что если обмакнуть наконечники часовых стрелок в яд?

2-Й ГОСТЬ

Тогда последний удар полночи будет смертельным, я полагаю.

3-Й ГОСТЬ

Так можно умертвить весь город при помощи башенных часов!

4-Й ГОСТЬ

Во мне есть два удивительных качества, и оба не удивительные.

5-Й ГОСТЬ

Так где же, все-таки, Истленьев? Нигде?

6-Й ГОСТЬ

Боюсь, что его нету и там.

7-Й ГОСТЬ (после паузы)

Хотело пройти несколько часов, но не прошло и часа. Ночь была в самом разгаре. Я люблю это время суток. Ночь, как и чай, должна настояться. Чай, как и ночь, открывает нам звезды... Вдруг я увидел Эвелину и Истленьева. Их сопровождал фонарь. Все трое казались призраками. Вернее, все четверо, потому что я тоже почувствовал себя вдруг прозрачным и невесомым, как время. Волосы Эвелины были распущены, фонарь пошатывался, каждая секунда была из чистого золота. Истленьев что-то говорил или что-то молчал, помню только, что ничего не было слышно... Это напоминало детскую игру: крыши подбрасывали над собой звезды... Эвелина остановилась, фонарь призрачным светом

коснулся ее волос. Несколько секунд время было обнажено. Подброшенные звезды замерли в небе. Эвелина мерцала. Увидеть ее стоило жизни каждому мгновению. Они умирали одно за другим... Вдруг — вдруг, а за ним Пермяков. Бледный, прозрачный, в руке его что-то сверкнуло. Звезды отшатнулись. Казалось, ветер был из железа, а крыши из ветра...

ЭВЕЛИНА (Истленьеву)

Вы молчите?

ИСТЛЕНЬЕВ

Нет, Эвелина, нет... я говорю... я говорю: «Как здесь удивительно тихо!»... Что это за улица? Кропоткинская?.. (замечая Пермякова)О!..

ПЕРМЯКОВ (приближаясь)

Как?! И вы здесь? И я? Вот не ожидал! Вот не ожидали! А я, не зная, куда деться, и думая, что я один, иду себе...

ЭВЕЛИНА (в сторону)

Следом за бритвой.

ПЕРМЯКОВ

...следом за своей тенью. Мы с ней поменялись ролями, я ее сопровождаю.

ЭВЕЛИНА

В качестве оруженосца?

ПЕРМЯКОВ

Ах, какое там оружие! Горло, сонная артерия — вот и все оружие... (вдруг)О, Эвелина! Как я вас люблю! Знаете, как я вас люблю? Да от моей любви боги завелись в складках ночи! В подкладке у нее ими так и кишит! Слышите?!

ЭВЕЛИНА

Тихо! Истленьев услышит.

ПЕРМЯКОВ

Кто? Истленьев?! Нету его! Нету ни Истленьева, ни фонаря!.. Никого нету!

ЭВЕЛИНА (растерянно)

Истленьев, вас нету?

ИСТЛЕНЬЕВ

Да, Эвелина... я есть...

ЭВЕЛИНА

Если вы есть, то я вас покидаю! Я больше не могу! Вам нужна другая...

ПЕРМЯКОВ

Моя Эвелина! Моя! Никому не отдам! Моя!..

ЭВЕЛИНА

Твоя! Твоя! Увези только скорее!.. Куда-нибудь... (исчезают)

Не знали, откуда появится ночь. Окна выходили на север. Они держали несколько последних лучей света.

Я пишу эти строки 13 октября 70 г.

Холод стал в профиль. Железные крыши вырубили в небе уступы.

Из письма Н. И. Вологдова (июнь 70 г.):

Дорогой Володя, мое морс продолжает высыхать, выцветает и тускнеет, о чем вы можете судить по цвету этого письма. Пусть Вас не пугают размеры Вашего чудовища. Каждый лирический поэт пишет, в сущности, единственное произведение, остающееся незаконченным.

Вы — «есть» — иначе бы я не получил ответа на свое письмо.

Не относитесь к хозяйским верблюжатам с государственной неконтактностью. Только они могут Вас одарить чисто зоологическим оптимизмом. Но когда молодой поэт пишет письмо старику, то невольно становится его сверстником...

В темных подворотнях толпился и горбился воздух.

Улица. Двое:

Г

Ну, как вы?

Д

Ах! — полуживой. Да, добро бы, осталась в живых лучшая или худшая половина, а то — средняя. Вот беда!