Избранные стихотворения

Кельберин Лазарь Израилевич

«Все дальше, дальше… это? — Нет…»

Все дальше, дальше… это? — Нет. Не то ли? Нет. — О, Боже, Боже! Я проклинаю белый свет, Себя я проклинаю тоже. И не хочу, нет, не хочу — И не из страха, не из лени — Спасая плоть, бежать к врачу. Спасая душу, гнуть колени.

«…И пряча под подушками ключи…»

…И

пряча под подушками ключи С тех пор не спят ночами богачи; С тех пор, сверкают, как ни сторожи, В урочный час кровавые ножи; С тех пор, окаменелый, ледяной, Самоубийца бродит под луной; С тех пор, презрев девическую кровь, Они воспели черную любовь… — И даже ты, святой среди святош, Не знаешь сам, как ты на них похож!

«Числа», 1931. № 5

«Сильнее жизни? Горя нет такого…»

Сильнее жизни? Горя нет такого, Зачем же плакать жалкими слезами! — Все выше, выше, млечными стезями Из глубины туманного, земного… Все тише, тише, вечным приближеньем Как хорошо забыть о человеке… — О, где теперь беспомощным движеньем Вы креститесь, мои закрывши веки?

«И то не нужно, и другое…»

И то не нужно, и другое… И ты уходишь понемногу, Ты думаешь быть ближе к Богу В ночи блаженного покоя. Уже ты ближе к средоточью Сфер, исчезающих в эфире, Ты дышишь музыкой и ночью, Почти забыв о нашем мире. Да. Но и мы тебя забудем И равнодушно спросим имя, Когда ты возвратишься к людям, Чтоб умереть, хотя бы с ними.

«Для жизни, которая камнем лежит…»

Для жизни, которая камнем лежит, Но больше для той, о которой молили: Для счастья, которое долго томит, Для горя, которое скоро забыли, Для дальних, кого мы могли бы любить, Могли бы любить и любить не сумели, Для легкости в этом бессмысленном теле, Мне кажется, стоило, все — таки, жить.

«Числа», 1933. № 7-8

«В недостойных руках эти теплые, детские руки…»

В недостойных руках эти теплые, детские руки, Беспокойный костер вкруг высокого, ясного лба… Да, теперь навсегда. И не будет разлуки в разлуке, Даже странно подумать, что это все та же судьба. Вдруг судьба непохожа на долгие, зимние ночи, Вдруг судьба непохожа на вздох у немого

окна… — Неужели бывает, что жизни любовь не короче? — Посмотри, кем над морем июльским луна зажжена? Кем — любовь? Посмотри, это данное Богом вначале Для обмена на жизненный опыт, на опыт печали.

«При луне, для перемены…»

При луне, для перемены, Превратилась пена в ртуть… На песок, у самой пены, Хочешь, сядем отдохнуть? Все равно напрасен ропот, Разве не было весны? Жадной жизни жалкий опять, Пустота без глубины. Но не плачь. Для всей печали Мир достаточно высок, Только в дырочки сандалий Набивается песок, И не зная праздной боли, Пригоняя с моря хлам, Ветер горьким слоем соли Покрывает губы нам.

«Это были весенних дождей одичалый струи…»

Это были весенних дождей одичалый струи, Это были мгновенных ночей без примет чудеса, Это были слова без значенья, почти поцелуи, Или слезы в глазах, как на райской сирени роса. Это все оттого, что ты в сердце хранишь откровенье, Я не знаю о чем, да и знать не хочу до конца… Я молиться учусь, становясь по ночам на колени, — Монастырское счастье! Сиянье чужого лица! И делясь о тебе с каждым камнем и с каждым прохожим, Называю последним и лучшим созданием Божьим.

«Современные записки» Кн. LVI, 1934

«Все как надо. Вещая прохлада…»

Все как надо. Вещая прохлада, Скудный блеск прощального луча. По холмам домой плетется стадо, Бубенцами сонными бренча. Все бедней олива серебрится В сизой мгле над рыжею землей — Этот день, покорный и простой, Больше никогда не возвратится.

«Смерть на дудочке играет…»

Смерть на дудочке играет, Ветер песенку поет. Белый парус выплывает, Тихо к берегу плывет. Море солнце поглотило, День сгорел, но мир глубок. Стадо сонное застыло, — Дорогая, дорогая, Если нет на свете рая В страхе, в нежности, в стыде, Значит, рая нет нигде… Ветер с моря прилетает, Прилетает, улетает. Всходит белая звезда. Смерть приходит навсегда.