Изгнание торжествующего зверя

Бруно Джордано

«Si videbis feram

Tu currebis cum ea;

Me, quae iam tecum eram,

Spectes in Gallilea» [107] , —

или даже зачаровывая его народным заговором, таким способом:

Оставь свою горницу

И зверя преследуй;

С такой пылкой яростью

За зверем гонись,

Что сам обернись

В товарища зверю.

Аминь!

242. – Итак, – заключил Юпитер, – моя воля – быть Охоте добродетелью, отчасти из-за того, что сказала Изида о зверях, а более потому, что с такой ревностной бдительностью, с таким религиозным культом люди одичают, озвереют, оболенятся и освинеют. Да будет, повторяю, добродетелью постольку героической, поскольку какой-нибудь князь, преследуя лань, зайца, оленя или другую дичь, всякий раз будет думать,

будто перед ним бегут неприятельские легионы, а когда поймает что-нибудь, будет вполне уверен, будто в руках его тот самый негодный князь или тиран, кого он сам больше всего трусит: отсюда не без основания пусть проделывает все эти прекрасные церемонии, воздает горячие благодарности и воздымает к небу прекрасные и священные пустяки.

Хорошо распорядились с местом охотничьей Собаки, а самое ее не худо бы отослать на Корсику или в Англию. Да наследует ей Проповедь правды, Тираноубийство, Любовь к родине и родному быту, Бодрствование, Охрана и Забота о республике. Что ж сделаем с Песиком? [108]

Тогда поднялась нежная Венера и попросила его у богов в подарок для времяпрепровождения себе и своим барышням: пусть в свободные часы он забавляется у них на груди и забавляет их своею льстивостью, своими поцелуями и милым помахиванием хвостика.

243. – Хорошо, – сказал Юпитер, – но знай, дочь, я желаю, чтобы вместе с ним ушли Угодливость и Лесть, а на этом месте были Хозяйственность, Вежливость, Скромность, Благодарность, простодушное Повиновение и любезная Услужливость.

244. – Делайте, – ответила прекрасная богиня, – в остальном, как вам угодно, ибо без таких песиков никак нельзя жить счастливо при дворе, все равно как там нельзя продержаться доблестно без тех добродетелей, о которых ты упомянул…

И не успела закрыть свои уста богиня Пафоса, как отверзла свои уста Минерва и сказала:

245. – Ну, а для чего предназначите вы мое прекрасное произведение, этот странствующий дворец, этот движущийся чертог, эту лавку и этого дикого зверя, настоящего кита, который проглоченные им живые и мертвые тела изрыгает на самые дальние берега противолежащих, противоположных и различных краев моря?

246. – Пусть убирается, – ответили многие боги, – вместе с отвратительной Скупостью, позорной и опрометчивой Торговлей, отчаянным Пиратством, Грабежом, Обманом, Ростовщичеством и с прочими преступными рабынями, служанками и домочадцами. А там пусть воссядут Щедрость, Благотворительность, Благородство духа, Обходительность, Услуга и прочие достойные служители и рабы их.

247. – Нужно, – сказала Минерва, – уступить его и отдать кому-нибудь в собственность.

248. – Распоряжайся с ним по своему желанию, – прибавил Юпитер.

249. – Тогда, – сказала Минерва, – пусть послужит какому-нибудь предприимчивому португальцу или любознательному и алчному англичанину: пусть они отправляются на нем открывать новые земли и новые местности по направлению к Западной Индии, которых еще не открыл остроумный генуэзец, и где еще не бывало нового упорного и суетливого испанца [109] , – и с тех пор на будущее время постоянно служит пусть самому любознательному, предприимчивому и деятельному исследователю новых материков и земель.

Не успела закончить своей речи Минерва, как послышался печальный, неподатливый и меланхолический голос Сатурна:

250. – По-моему, о боги, среди оставленных здесь на небе Осликов, Козерога и Девы как раз место и этой Гидре – древнему и великому змию, который вполне заслуживает небесного отечества, как избавивший нас от посрамления смелым и любознательным Прометеем, менее дорожившим нашей славой, чем своей страстной любовью к людям, коих он хотел, одарив преимуществами и привилегией бессмертия, вполне уподобить нам и уравнять с нами. Это был мудрый и проницательный зверь, благоразумный, хитрый, пронырливый, лукавый, коварный больше кого-либо из всех зверей, рожденных землею. Когда Прометей прельстил моего сына, а вашего брата и отца, Юпитера – дать ему козий мех или бочонки, наполненные вечной жизнью, то, взяв осла, навьючил свою добычу на этого зверя, чтобы доставить ее в страну людей. Осла, который шел немного впереди своего погонщика, жгло солнце, палил зной, томила усталость до того, что ему казалось, будто легкие у него ссыхаются от жажды. Змий поманил осла к источнику. Там вследствие

того, что источник немного пересох и обмелел, так что вода на две или три пяди была ниже поверхности земли, ослу пришлось нагнуться и, чтоб прикоснуться губами к воде, так наклониться, что бочонки попадали со спины, бурдюки лопнули, вечная жизнь пролилась по земле и вся затерялась в том болоте, которое короной зелени окружало источник. Змий искусно собрал для себя несколько капелек; Прометей был посрамлен; люди остались при печальном условии смерти; а осел – вечное посмешище и враг людей – был осужден человеческим родом, с позволения Юпитера, на вечный изнурительный труд и мучения, к самой скверной, какую только можно найти, пище, к грошовому содержанию и щедрым побоям. Таким образом, о боги, только благодаря Змию люди ценят кое-как наши дела: ибо, как видите сами, если даже и теперь, будучи смертными, зная свою слабость и то, что не миновать им наших рук, они все же презирают нас и глумятся над нашими делами, обращаясь с нами, как с обезьянами и мартышками, то что они выделывали бы, если б были, как и мы, бессмертны?

251. – Очень хорошо решил Сатурн, – сказал Юпитер.

252. – Пусть, стало быть, останется! – согласились все боги.

253. – Но пусть уйдут прочь, – прибавил Юпитер, – Зависть, Злословие, Лукавство, Ложь, Обида, Спор и Несогласие, а противоположные добродетели останутся со змеиной Мудростью и Осторожностью.

254. – Не потерплю здесь и этого Ворона. Поэтому пусть Аполлон уберет своего пророка, хорошего слугу, своего ретивого посланника, деятельного вестника и почтальона, который так прекрасно исполнил поручение богов, что они чуть не замучились от жажды в ожидании его прилежных услуг.

255. – Если он хочет царствовать, – сказал Аполлон, – пусть отправляется в Англию, где найдет таких, как он, целые тысячи. Если же хочет пустынножительства, пусть летит на Монтекорвино около Салерно. Если ему хочется туда, где много фиг, пусть идет в Фигонию, т. е. туда, где Лигурийское море омывает побережье от Ниццы до Генуи. Если жадность влечет его к трупам, пусть отправляется на жительство в Кампанию или же на большую дорогу от Рима к Неаполю [110] . Там четвертовано столько разбойников, что на каждом шагу у него будут дешевые и великолепные пиры со свежим мясом, лучшим, чем можно найти где-либо в другой части света.

Юпитер прибавил:

256. – Да снизойдут вместе вниз Гнусность, Насмешка, Презрение, Болтовня, Обман, а на их место взойдут Магия, Пророчество [111] и всякое Отгадывание и Прорицание, по своим плодам признанные добрыми и полезными.

Саулин. Я хотел бы узнать твое мнение, София, насчет мифа о Коршуне, каковой миф прежде всего был измышлен и изображен в Египте, а затем в форме истории взят у них евреями, вместе с коими это знание перекочевало из Вавилона и – в форме басни – заимствовано теми, кто занимался поэзией в Греции. Дело в том, что евреи рассказывают о Вороне, посланном из ковчега человеком по имени Ной посмотреть, высохли ли воды после того, как люди так перепились, что лопнули. И это животное, охваченное жадностью к трупам, осталось, вовсе не возвратившись из своего посольства и службы. Это, по-видимому, вполне противоречит тому, что рассказывают египтяне и греки, будто Ворон был послан с неба богом, которого они звали Аполлоном, посмотреть, нет ли где воды, в то самое время, когда боги почти что умирали от жажды. И это животное, охваченное жадностью к фигам, пропадало долго и, наконец, вернулось слишком поздно, не принеся воды и – думаю – потеряв сосуд.

София. Не хочу сейчас очень распространяться, объясняя этот вещий миф. Скажу только одно: сказания египтян и евреев целиком относятся к одному и тому же мифу. Ибо сказать, что Ворон был отправлен из ковчега, который возвышался на десять локтей над самой высокой горой земли, и что он отправился с неба – по-моему, почти одно и то же. И что люди, которые находятся в таком месте и краю, называются богами, мне не показалось бы слишком странным, ибо, так как они небожители, то им очень легко стать богами. А то, что одни называют первого человека Ноем, другие Аполлоном, так это совсем легко согласовать, ведь различные наименования сводятся к одной и той же обязанности – возродить, тем более, что sol et homo generant hominem – солнце и человек производят человека.