Изгнание
Шрифт:
Я попытался скрыть волнение, вызванное его словами. Сержант продолжил:
– Но когда я упомянул о нападении на мистера Давенанта Боргойна, то вы подумали, что я говорю о недавнем инциденте на Хилл-стрит. Интересно, почему?
Я глупо выпалил:
– В тот день меня в Торчестере не было.
– В какой день? – тихо спросил он.
– Когда произошло нападение на мистера Давенанта Боргойна.
– Какое это было число?
– Не знаю, – пришлось признаться мне.
– Понедельник, четвертое января, – подсказал он.
Я ответил:
– В Торчестере меня
Уже произнося слова, я подумал, что, вполне вероятно, Уилсон постарается уточнить дату с помощью людей в гостинице, или в каретной, и если не у них, то обязательно у мистера Боддингтона.
Офицер с жалостью взглянул на меня. Потом, положив руку на плечо, тихо произнес:
– Ну что же, может быть, у вас есть что-то, чего вы не хотели говорить при дамах?
– Ничего, – сказал я.
Он сделал обиженный вид и убрал руку.
– Как изволите.
– Разрешите задать вопрос? – спросил я. – Почему вы уверены, что убийца был не простой разбойник с большой дороги?
– Не вдаваясь в крайне неблаговидные подробности, хочу заметить, что, прежде чем составить мнение об этом деле, я учел анонимные угрозы и зверства, совершенные с животными.
– Хотите сказать, что с телом мистера Давенанта Боргойна было проделано нечто подобное?
Он просто улыбнулся и открыл дверь. Полицейский в форме стоял у лошадиной головы. Уилсон радостно ему кивнул и снова повернулся ко мне.
– Следующие день или два я просто погуляю здесь, поговорю с людьми. Мне нравится эта часть света, хотя пока знаю ее плохо. Будет шанс познакомиться с округой. И люди здесь такие приветливые. Беседовал с мистером и миссис Ллойд, и, как вы догадываетесь, с миссис Дарнтон. Все они совершенно очаровательны. Подружился еще с одной приятной женщиной – мисс Биттлстоун. Она была в магазине у миссис Дарнтон. Собираюсь нанести даме небольшой визит. У них есть что рассказать мне. А еще этот джентльмен с необычной фамилией, которому не терпится со мной поговорить. У него странная привычка копаться повсюду в земле в поисках римских мертвецов, насколько я понимаю. Уверен, жители округи могут многое рассказать.
Когда он и его подчиненный забрались в двуколку, сержант сказал:
– Стало быть, я тут еще побуду и, уверен, мистер Шенстоун, очень скоро с удовольствием поговорю с вами еще раз.
– С нетерпением буду ждать, – ответил я, слегка поклонившись.
Когда они уехали, я поспешил сюда, наверх, чтобы все записать.
Удивлен, что Уилсон меня не арестовал и даже не предъявил обвинения. Он знает, что я публично угрожал Давенанту Боргойну и что у меня нет алиби на то время, когда племянник герцога был убит. Вероятно, он верит, что письма и ужасные зверства в отношении животных – дело моих рук. Если сержант до сих пор так не думает, то, послушав моих соседей, обязательно уверится в этом. Вряд ли ему потребуются еще какие-либо доказательства против меня.
Однако если мама скажет Уилсону, что вчера я пришел домой в одиннадцать и, следовательно, не мог быть на дороге в Хандлтон во время убийства, то есть возможность
До обеда я ни словом не обмолвился с мамой и сестрой. Спросят ли они о подозрениях Уилсона?
Вероятнее всего, нет. Обед начался в полном молчании. Странно, что мы не обсуждаем то, что случилось. Я сказал маме:
– Жаль, что вчера никто не видел меня между восемью и часом, и детективу придется потратить время на лишние расспросы. Вы бы могли помочь, если бы сказали, что домой я пришел в одиннадцать.
Не успела мама ответить, как Евфимия произнесла:
– Зря ты надеешься, что мама будет лгать. Если она скажет это в суде, то ее обвинят в лжесвидетельстве.
Я сказал, что нахожу ее приверженность правде весьма трогательной. Потом все замолчали.
Интересно, что мама ни разу не посмотрела мне в глаза.
Мне думается, что дразнить Евфимию нецелесообразно. У меня нет доказательств того, что сделали она и Лиддиард. Пока им неизвестно, что я обо всем догадался, у меня есть небольшое преимущество.
Если дойдет до суда, то никаких сомнений, что…
Двадцать минут тому назад раздался громкий стук в дверь. Я спустился и увидел на пороге полицейского в мундире. Он сказал, что у него послание от сержанта Уилсона с просьбой ко мне оставаться дома завтра в одиннадцать, поскольку он опять намерен меня навестить, чтобы обсудить «вновь открывшиеся обстоятельства».
Полагаю, Фордрайнер заявил о своем пропавшем инструменте и сделал надуманное заявление против меня. Теперь мне известно, кто его похитил. В тот день на холме были не только мы, Фордрайнер, девушка и я. Инструмент был украден, когда я побежал за девчонкой, а старый развратник устремился за нами. Уверен в этом, но нет никакой возможности доказать правду. Принесет ли Уилсон ордер и арестует ли меня завтра?
Нашел Бетси в буфетной, где она сушила панталоны, и спросил, не слышала ли она сегодня в деревне чего-нибудь нового. Дрожащим тихим голосом она ответила:
– Ему отрезали пенис и мошонку, а потом засунули в рот. – Она отвернулась и добавила: – Я бы так сделала с каждым мужчиной.
Весьма неожиданно!
Вторник, 12 января, 11 часов
После завтрака удалось остаться с мамой наедине. Она все время сидела, глядя в пылающий камин, словно медленно сжигая себя. Разговаривая с ней, чувствовал, будто иду по замерзшей поверхности чего-то, что поглотит меня, если лед вдруг треснет.
Я снова умолял ее сказать, что домой я вернулся в одиннадцать часов.
Матушка молчала, не поднимая на меня глаз, и лишь смотрела перед собой, сжав руки.
Почему ей не хочется немного солгать ради меня?
Детектив пришел, как обещал. Мы приняли его как старого друга семьи или дальнего назойливого родственника, например, богатого и не любимого нами племянника. Провели в гостиную, усадили, взбив диванные подушки, и потчевали чаем с печеньем.