Изгои. Часть вторая

Калиничев Иван

— Как же, наслышаны… — протянула Джей.

— А я наслышана о том, что ты, деточка, обладаешь даром оглушать своим криком.

— Кто вам такое сказал?

— Так… сорока на хвосте принесла.

— Кто-то из наших проболтался? — Джей подозрительно глянула на Гюрзу.

— А почему сразу я? — ощетинилась обвиняемая.

— А кто еще?

— Да кто угодно! Ты, например, могла и сама сболтнуть.

— Не могла.

— А почему я должна тебе верить?

— Потому что я сказала правду!

— А я значит лгунья?!

Луцык

смущенно потер шею:

— Вообще-то это не было секретом…

— Так это ты? — воззрилась на него Джей.

— Возможно.

— Выражайся яснее.

— Да, это я. Правда, не помню, кому рассказывал.

— Вот! — просияла Гюрза. — Я же говорила! Теперь извиняйся за то, что оклеветала меня!

— Не буду!

— Извиняйся!

— Нет!

— Я настаиваю!

— Фиг тебе!

— А ну-ка заткнулись обе! Немедленно! — в свободной руке настоятельницы появился шариковый кляп, который обычно используют для БДСМ-практик. Она бросила его Джей и приказала: — Надевай.

— Еще чего!

— Сказала тебе, надевай!

— А бабушка-то затейница, любит острые ощущения, — хихикнул Левша.

Джей сделала кислую мину:

— Эта шутка… она продезинфицирована?

— Я что сказала? — грозно просипела Веда-Милана.

— Я не хочу поймать герпес.

— Будешь артачиться, и ты поймаешь кое-что посерьезней!

— Что именно?

— Пулю.

— Насколько я помню, обрез заряжен картечью…

— Так все заткнись!

Приказ пришлось выполнить.

— Точно такой же кляп был у Марселласа Уоллеса в «Криминальном чтиве», только у тебя зеленый шарик, а у него — красный, — прокомментировал Луцык.

Нечленораздельный звук, прозвучавший в ответ, давал основания предположить, что его послали куда подальше.

— Уважаемая, — обратился к Веде-Милане писатель. — Ну зачем вам Кабан? Найдете себе кого-нибудь другого, вон какой у вас выбор.

— Я люблю Гошу, а он любит меня, и мы поженимся. Наш брачный союз освятит сама заступница!

— Сдается мне, что вы насильно ведете его под венец…

— Наглая ложь. Мы полюбили друг друга, когда кружились в танце. Наши глаза встретились, и в наших сердцах вспыхнул пожар любви. Мы провели незабываемую ночь… Гоша мне читал свои стихи.

— Свои?

— Да, он поэт, и очень неплохой.

И настоятельница продекламировала:

— Далекая Офелия смеялась во сне:

Пузатый дрозд, мохнатый олень,

Привычно прошлогодний нарисованный снег

Легко, светло и весело хрустит на зубах.

Нарядная Офелия текла через край —

Змеиный мед, малиновый яд,

Резиновый трамвайчик, оцинкованный май,

Просроченный билетик на повторный сеанс.

— Ха! Это же Егор Летов! Кабан-то, оказывается, плагиатчик!

— Зависть, деточка, плохое чувство. Гоша очень талантливый, добрый и красивый молодой человек. Неудивительно, что у него есть завистники.

— Да просто это не

его стихи!

Веда-Милана хитро прищурилась:

— Деточка, кажется, ты забыл, у кого в руках оружие. И все вы просто забыли, что такое любовь. А любовь — это самое важное, что есть в жизни. Об этом сказал мне Гоша. Правда, любимый? Видите, он кивает.

— Но ведь он обдолбан по самые помидоры! — возмутился Луцык.

— Гоша отдыхает.

— Да какое там, отдыхает! Он в ауте!

Тут Кабан на секунду очнулся, громко прокричал: «Кавабанга!», и снова погрузился в царство дурмана.

— Нам тут кое-кто рассказал про черную вдову, — тихонько произнесла Гюрза.

— Которая убивает своих мужей? И имя ей Веда-Милана? — подхватила настоятельница.

— Именно так.

— Что за чушь! Все мои мужья умерли от естественных причин. Кроме Паркера. Он пропал без вести. Ушел и не вернулся. Ах, как я по нему скучаю! Паркер был прекрасный человек. Он писал картины. А как он пел! Боже, как он пел! Его голос был подобен текучему меду, вдоху вечернего тепла. Еще он был великолепным танцором! Он танцевал, как бог.

— Не мужчина, а идеал, — хмыкнула Гюрза.

— Ну я бы не сказала… Были у Паркера и свои недостатки. Любил заложить за воротник. Ужасная привычка. Тем более у нас в Дарьяне запрещен алкоголь. Но он осознавал, что идет ко дну и боролся с пагубным пристрастием. А я всячески помогла ему в этом. Поддерживала. И он…

Веда-Милана так и не закончила свою речь. Гюрза сорвалась с места бросилась к настоятельнице. В тот же миг сморщенный старушечий палец надавил на спусковой крючок…

11. По прозвищу «Хорек»

Помнится, в фильме «Индиана Джонс и Королевство хрустального черепа» отважный археолог спасся от ядерного взрыва, забравшись в холодильник. Тогда многие зрители подняли на смех авторов, утверждая, что такого просто не может быть. Среди этих многих был и Остап. Он не просто смеялся — он ржал, аки конь. Но вот сейчас Остап, представься такая возможность, принес бы публичные извинения сценаристам фильма. Ведь его тоже спас холодильник.

Взрыв грянул знатный. Оружейку разнесло в щепки. Взрывная волна отбросила холодильник на добрых двадцать метров. Выбравшись из укрытия, растрепанный и перепуганный до усрачки, но все-таки живой, Остап констатировал вслух:

— Похоже, оружейка-то и вправду была заминирована!

Он быстро оглядел себя. Заметных повреждений не было. Только гудела башка и немного двоилось в глазах. Догоравшие обломки деревянного дома были разбросаны по окрестности, а метрах в трех от него лежала обугленная по краям кисть Черныша.

«Кажется, мы остались без пушек», — пришла еще одна констатирующая мысль.

Огонь прекрасно освещал местность, так что разглядеть четыре приближающиеся фигуры не представляло труда. Сомневаться в том, что это зомби, не приходилось. Три особи мужского пола и одна женского.