Изгои. Часть вторая

Калиничев Иван

— Пей, не боись. Я уже несколько часов употребляю, и ничего такого со мной не произошло. Полет нормальный!

— Я тоже немного попробовала. Самогонка как самогонка. Мой дедуля лучше гнал. Он настаивал на зверобое и мед добавлял, — сказала Джей.

Все выпили.

Пойло и вправду оказалась неплохое. Конечно, никакая не амброзия, как выразился Левша, но вполне себе на уровне. В каком-нибудь «Ароматном мире» бутылка такого напитка влетела бы в копеечку.

— А вот знаете, я даже рада, что ее с нами больше нет, — призналась Джей.

— Как ты можешь такое говорить про покойницу?! — воскликнул Луцык.

— Да понятно, что-либо хорошо, либо ничего. Но до чего же достала! А правду говорить легко и приятно. Куда хуже было бы лицемерно проливать слезы и разглагольствовать об утрате… Зато ты, я смотрю, просто убиваешься от горя.

— Я убивался в доме Веды-Миланы…

—

Это был страх, а не горе. Сейчас-то ты что чувствуешь?

— Ничего, — вздохнув, признался Луцык и тут же принялся оправдываться. — Я просто тогда всю свою энергию спустил, так что сейчас баки пусты…

— Да не свисти ты, — прервала она и взъерошила волосы. — Странно, да? Столько вместе испытали, рядом были, бок о бок сколько времени провели, а нам о ней и сказать нечего хорошего.

— А мне нравилась эта ваша Гюрза! — сообщил Левша. — Лихая была бабенка. С огоньком!

— Луцык, а что ты скажешь, когда я умру? — спросила Джей.

— Да уж скажу чего-нибудь. У меня много чего сказать найдется…– признался он.

— И горевать будешь?

— Непременно. А ты по мне?

— Само собой. Я уже плакала, когда решила, что ящер тебя задрал до смерти.

— Как же, знаю.

— Кабан разболтал?

— Он самый.

— Вот сука!

— Остап, я думаю, тоже уже мертв, — вдруг сказал Луцык.

— Уверен?

— Ну не на сто процентов…

— А на сколько?

— Где-то на семьдесят. А сама как думаешь?

— Наверное, ты прав.

Внезапно очнулся Кабан. Он резко открыл глаза, поднялся и защебетал:

— А теперь послушай, что я тебе расскажу. Я был на корабле Флинта, когда он зарыл сокровища. С ним было еще шесть моряков — здоровенные, сильные люди. Они пробыли на острове с неделю, а мы сидели на старом «Морже». В один прекрасный день мы увидели шлюпку, а в шлюпке сидел Флинт, и голова его была повязана синим платком. Всходило солнце. Он был бледен как смерть и плыл к нам… один, а остальные шестеро были убиты… убиты и похоронены… да… Как он расправился с ними, никто из нас никогда не узнал. Была ли там драка, резня или внезапная смерть… А он был один против шестерых!.. Билли Бонс был штурманом, а Долговязый Джон — квартирмейстером. Они спросили у него, где сокровища. «Ступайте на берег и поищите, — сказал он в ответ. — Но, клянусь громом, корабль не станет вас ждать». Вот как он сказал им, Флинт. А три года назад я плыл на другом корабле, и мы увидели этот остров. «Ребята, — сказал я, — здесь Флинт зарыл сокровища. Сойдемте на берег и поищем». Капитан очень рассердился. Но все матросы были со мной заодно, и мы причалили к этому берегу. Двенадцать дней мы искали сокровища и ничего не нашли. С каждым днем товарищи ругали меня все сильней и сильней. Наконец они собрались на корабль. «А ты, Бенджамин Ганн, оставайся! — сказали они. — Вот тебе мушкет, заступ и лом, Бенджамин Ганн… Оставайся здесь и разыскивай денежки Флинта». С тех пор, Джим, вот уже три года живу я здесь и ни разу не видел благородной человеческой пищи…

Сказав это, он отключился. Так же неожиданно, как и очнулся.

Окончательно же Кабана отпустило примерно через полчаса. Как выяснилось, он ничего не помнил про свадебные намерения и страсть к настоятельнице.

— Врешь, — усомнился Луцык. — Стало стыдно, что на старуху позарился, вот и придумал амнезию себе. Расскажи лучше, как она в постели.

— Между нами ничего не было, — проворчал Кабан.

— А ты откуда знаешь? Сказал же, что ничего не помнишь.

— Не помню, — согласился Кабан. — Кроме одного.

— И чего же?

— Того, что у нас с ней секса не было.

— Дружище, я же не прошу подробностей, я не извращенец какой-нибудь. Просто скажи…

— Я уже все сказал, — последовал резкий ответ.

— Ладно, ладно, не сердись. Дело твое. Но все равно я оставляю за собой право считать, что ты спал с настоятельницей.

— Считай чего хочешь. Повторять по сто раз одно и то же я не буду.

Вмешалась Джей и сообщила Кабану о смерти Гюрзы. Вопреки ожиданиям он воспринял новость с ледяным спокойствием.

— Я думала, тебя это огорчит, — сказал Луцык.

— Я огорчен. Буквально подавлен, — проговорил Кабан.

— Да? А кажется, что тебе все равно.

Кабан вздохнул.

— Я пытаюсь грустить, но у меня почему-то не получается.

— Можешь не объяснять, у нас с Луцыком то же самое, — сказала Джей и положила руку ему на плечо.

До Маяковки путь был неблизкий. Но ехавших это не напрягало: имелись еда, вода и алкоголь. Оружие у них тоже наличествовало: обрез, принесший

смерть Гюрзе, пистолет и два ружья. Пушками их тоже снабдила Веда-Милана.

Чтобы не скучать, путники пили самогон и развлекали друг друга, рассказывая разные страшилки.

Особо расстарался Луцык:

— Слыхали про «мясное» дело? Нет? Слушайте. Одна женщина как-то купила в палатке у метро шаурму. Жует, жует, и тут у нее что-то на зубах заскрипело. «Ну, — думает, — хрящик, наверное, попался». Выплюнула она этот кусок на ладонь, внимательно присмотрелась, а там — мочка уха с сережкой-гвоздиком. Тетка — сразу в милицию. Продавцов тут же взяли, начали допрашивать. Вышли на фирму, поставляющую мясо в эту самую палатку. Обыскали ее склады, обнаружили там кучу человеческих тел, уже без кожи, выпотрошенных. Висели они в холодильниках, как бараньи туши. Но директора фирмы не поймали. Он сбежал, а работников допрашивать не имело смысла, потому что все они были глухонемые. Вот абсолютно все — мясники, грузчики и даже тетки в бухгалтерии. Других туда вообще не брали.

— Я эту историю еще в пятом классе слышал, только вместо уха там про палец с кольцом говорилось, — прокомментировал Левша.

— И я слышал. Только про ноготь. А тетка не шаурму покупала, там был пирожок с капустой, — вторил ему Кабан.

— А я читала, — взяла инициативу в свои руки Джей, — что где-то в Подмосковье крысятницы создали свою тайную секту.

— Кто создал секту?

— Крысятницы.

— Это еще кто такие?

— Сейчас расскажу, вы, главное, не перебивайте. Так вот, где-то в районе Ногинска образовалась секта крысятниц. Туда входили только девушки. Жили они в заброшенных катакомбах, питались крысами и занимались всякими извращениями. А возглавляла их некая Жаннетта, ее величали королевой. Сколько ей было лет, не знал никто, но поговаривали, что уже перевалило за сотню. Чтобы попасть в секту, надо было поймать врага всех крыс — кошку, убить ее и высосать ее мозг. А потом съесть крысу, чтобы ее душа переселилась в тело человека. Так становились «посвященными», а это означало, что тебе даруется вечная молодость, но только до тех пор, остаешься в секте. А раз в год каждая крысятница должна была совершить подношение своей королеве — сердце девственницы, а если она этого не сделает, ее саму принесут в жертву. Одна девушка все-таки сбежала из секты и дала интервью «Комсомольской правде», все рассказала. Но вскоре ее тело выловили из Москвы-реки, а на месте сердца у нее зияла дыра.

— Ну что за чушь! — не выдержал Луцык. — Крысятницы! Сердце девственницы! Королева Жаннетта! С фантазией как-то бедновато у тех, кто такое насочинял. Не просто страшно, а страшно смешно. Ха-ха-ха!

Тогда в разговор вступила Джей:

— Ладно, давайте я расскажу случай, которому сама была свидетельница. Реально страшный!

— А ну-ка, ну-ка, вот это уже интересно, — сказал Луцык.

Она разом осушила свой стакан, поморщилась и начала:

— Мне тогда было двенадцать лет. Как-то раз я сильно поругалась с мамой. Она мне: «Пошла вон, видеть тебя больше не хочу!». Я на эмоциях курточку накинула — и на улицу. А там мороз. Натуральный дубак, градусов тридцать. Иду, значит, по дороге. Метель воет, снег. Холодно. Вокруг ни души, темень. И тут слышу за спиной рев мотора. Я на всякий случай спряталась в подворотне. Стою там, переминаюсь с ноги на ногу, жду, пока машина проедет. А она как раз у этой подворотни затормозила. Я к стене прижалась, чтоб видно не было. Машина эта — уазик, зеленый такой, но без номеров. Выходят из него трое, низкорослые, во все черное одетые. Черные плащи, черные шляпы. Вышли, по сторонам огляделись, один, видать, главный, что-то сказал, двое снова в машину юркнули и вытащили мешок. Главный у машины остался, а остальные уволокли куда-то этот мешок. Потом вернулись, еще один мешок достали, снова уволокли. Потом третий вытащили… Я пригляделась, и вижу, что в мешке что-то шевелится. Мне так жутко и страшно стало! А главный их, словно бы почуял что-то, вдруг стал головой по сторонам крутить, принюхиваться. И тут я увидела его лицо! Бледное, почти белое, уши и нос вытянутые, а вместо глаз щелочки, так что зрачков почти не видно, как у крота. Реально ужас ужасный! Я даже рот рукой закрыла, чтобы не закричать. А он все принюхивается, носом шевелит. И вдруг говорит: «Чую тебя. Чую». И голос у него такой шипящий, как у удава Каа в «Маугли». А у меня все онемело, пошевелиться не могу, до того жутко. А он опять: «Чую. Чую. Чую». Я кинулась бежать дворами со всех ног. Бегу, а меня преследует его голос: «Чую. Чую. Чую»… Очнулась я уже дома. Как добралась — вообще не помню! Конечно, ничего из того, что видела, я не рассказала. Да и зачем, все равно бы не поверили.