Изгоняющий бесов. Трилогия
Шрифт:
Действительно, к привычному храпу батюшки явно примешивались сиплые звуки кашля. Я не очень разбираюсь в его видах или оттенках, но тут мой пёс был прав, вот этот кашель был именно что нехорошим.
Другого, более чёткого определения и не подберёшь.
— Отче, вы… — Я тронул его за плечо. — Вы в порядке?
Он сразу открыл глаза, будто бы и не спал.
— Плохо мне от, паря, лихоманка шарашит.
— Может, парацетамол? Собьёте температуру, а утром я поеду в райцентр за врачом.
— Глупости сие! Самогонки с перцем налей, так от, поди, отпустит.
—
— Поспорь мне от ещё со старшим-то, — слабо ворочая языком, ответил поднимающийся старец. — Куда уставился-то, Геська?
Он буквально снял вопрос у меня с языка.
Доберман резко сдвинул жёлтые брови, указывая мне глазами на плечо хозяина. Увы, бледного, как тетрадный лист, беса в мелкую голубую полоску я заметил не сразу. А ведь должен был бы!
Мелкая сволочь сидела на могучем плече отца Пафнутия, бесстыже раздвинув кривенькие ножки, и показывала мне язык. От моего мгновенного удара бес легко увернулся — шустрый гад, но посмотрим, как ты на молитву запоёшь?
Я прокашлялся и нараспев начал:
— Господи Боже, Иисусе Христе, Сыне Божий, спаси и помилуй раба Твоего Пафнутия! От сети ловчей, от искушений дьявольских, от деяний бесовских…
— Цыть, Федька, — тихо попросил батюшка. — Если я тебя от правильно понял, то на мне лихоманка пляшет? Белый бес али бесовка в синих пятнах, шустрая, аки понос. Так ли?
— Так, только не в синих пятнах, а в голубую полосочку. Сейчас я ему (ей) как дам по рогам!
— И думать-то такое не смей, лихоманку этим не возьмёшь. Святой водой от не сбрызнешь, молитвой не отчитаешь, матом от тоже не прогонишь. Серебром от тока…
Я без размышлений стянул с себя серебряный крестик на верёвочке и пару раз наотмашь хлестнул по бесу. Тот противно захихикал, словно бы радуясь новой весёлой игре и уворачиваясь с непостижимой для глаз скоростью. Старец вдруг резко закашлялся.
— Чем… больше лихоманка-то скачет, тем быстр… кхм-кха… быстрее человек помрёт.
— Всех убью, — самодовольно подтвердил белый бесёнок. — Старика, собаку, молодого. А ну чихни!
Я вздохнуть не успел, как в носу резко зачесалось. Нет, нет, нет! Если и меня сейчас накроет, значит, мы все тут повалимся от этой ходячей инфекции. Разве только…
— Апчхи!
Я успел выбежать из комнаты, достать у себя из-под кровати пневматическую винтовку, зарядить её и…
— Апчхи! Апчхи! Апчхи-и! — Палец случайно нажал на курок, и серебряная пуля влетела в стену. Декарт мне в печень, как же я стрелять-то теперь буду?!
Из горницы донёсся злорадный хохот беса. Борясь с приступом чихания, я бросил взгляд в комнату — осипший Гесс, даже уже не лая, а хрипя, сколько хватало сил, пытался «кусь» беса.
Мой пёс слабел с каждой минутой, а я ничего не мог сделать. Руки тряслись, глаза слезились, серебряные пульки рассыпались по полу, я рухнул на колени, сжимаясь в конвульсиях непрерывного сумасшедшего чихания. И вдруг оно отступило…
— Жить хочешь, бесогон? — насмешливо спросил меня тоненький голосок.
Я кивнул, кротко стукаясь лбом о половицы. Хочу, очень хочу.
— Тогда встань сам и добей их, — потребовал (ла)
Я втянул ноздрями воздух, покрепче сжимая зубы, выпрямился, встал, перекрестился и, глядя наглому бесу в глаза, отрицательно помотал головой.
— Не разберу, ты храбрый или просто борзый? Ну, будь по-твоему. Сдохни первым!
Он поднял сложенные ладошки к поганому рту, дунул, и у меня вновь так засвербило в носу, что…
— А-апчхи-и!!!!
— Тада-ам! — Лихоманка в умилении прикрыл глаза, опускаясь в брызги моего чихания.
Видимо, поэтому он и не успел уклониться от двадцати шести маленьких посеребрённых пулек для пневматической винтовки. Если уж и чихать, то не напрасно…
Прощальный вой лопнувшего беса оборвался, не успев достигнуть оперного пика. Болезнь исчезла мгновенно. Я без сил опустился прямо на пол. Вот так. Будет знать, сволочь.
Потом ко мне подполз Гесс, толкнулся холодным носом в ладонь и лизнул. Холодным, ага! Я обнял его за шею, мы оба повернулись в сторону отца Пафнутия, но тот уже просто спал.
Дыхание старика было ровным, без кашля, даже храп куда-то пропал. Кажется, теперь всё хорошо, да?
— Пошли спать, вымотался, как собака.
— Как собаченька, — поправил меня доберман.
— Угу, можно и так. — Я поднялся на ноги.
— Возьми меня на ручки. У меня лапки устали. Я тебя потом лизь. Хочешь, два раза лизь?
У меня не было сил с ним спорить, но силы дотащить до лежанки остроухого фарисея почему-то нашлись. Уверен, у этого пса в роду были евреи, а у меня, судя по всему, сплошь доверчивая русская интеллигенция. Нет, ну если я постоянно таскаю этого сорокакилограммового оленя с ушками на руках взад-вперёд…
Гесс уснул, как только уложил его на тёплую лежанку, укрыв куском старого пледа. Только тогда я позволил себе рухнуть на свою постель. Снов не помню абсолютно, просто провалился в густую сладковатую мглу, и всё — ни звука, ни видения, ни искорки. Просто сон. Как же давно я был лишён этого кайфа…
Утром меня разбудил свистящий доберман. Ему пора гулять, туалетиться и метить столбики, тут уж без вариантов, выгул Гесса — исключительно моя обязанность.
Отец Пафнутий сонно ворочался у себя в комнате, на дворе стоял лютый холод, но тем не менее легко одетый Анчутка уже сидел на крылечке, глядя на гаснущие предрассветные звёзды.
Мне впервые пришла в голову мысль, что во время вчерашней драки он ни разу не подал голоса. Не то чтоб вмешаться, а вообще словно исчез на это время из дома. Как такое возможно? В последнее время я начинаю становиться жутко подозрительным, если, конечно, это не паранойя.
— Мелкий бес вчера ночью — твоя работа?
— Моя, — даже не стал отпираться он.
— Собирался убить всех нас и получить свободу?
— Всё проще: меня попросили, я сделал.
— Кто?
— Тот, кому я не мог отказать, ву компрёне муа? — язвительно фыркнул он, сплюнул в снег и ухмыльнулся. — Но я тоже считаю, что экстремальные тренировки — это хороший способ воспитания бесогона. На тебя скоро начнут делать ставки, парень, не подведи нас. Натюрлих?