Изгой Гора
Шрифт:
Я промолчал.
— И я бы не отдала ошейник с его именем за все золото и драгоценности мира.
— Но ты же не была свободна!
— А в Тарне я была свободна?
— Конечно, — продолжала она, — я гнала от себя эти сны. Как могла я, татрикс, предаваться постыдным наслаждениям в объятиях животного? — Она улыбнулась. — А когда я увидела тебя, воин, я решила, что ты пришел из моих снов. И я возненавидела тебя, решила уничтожить, ведь ты угрожал тому, ради чего я жила. Я одновременно ненавидела, боялась и желала тебя!
Я удивленно посмотрел на нее.
— Да.
Тут я вспомнил, что она уже говорила о ковре и шнурах, когда была вне себя от гнева и готова была избить меня до смерти.
— А что это за ковер и желтые шнуры? — поинтересовался я.
И Лара, бывшая татрикс Тарны, рассказала мне любопытную историю о своем городе. Когда-то давно Тарна ничем не отличалась от других городов Гора, где женщины имели очень ограниченные права. И тогда существовал ритуал Покорности, когда женщину связывали желтыми шнурами и клали на алый ковер. Желтые шнуры символизировали желтые цветы, которые ассоциировались с женской красотой и любовью. Алый цвет олицетворял кровь и страсть.
Тот, кто похищал девушку, должен был упереть меч ей в грудь и произнести ритуальную фразу. После этих слов свободная женщина становилась рабыней.
Плачь, свободная девушка, Вспомни свою гордость и плачь.
Вспомни свой беззаботный смех Вспомни, что ты была моим врагом и плачь.
Теперь ты моя пленница и стоишь передо мною.
Скоро ты ляжешь передо мной.
Я свяжу тебя желтыми шнурами, Положу на алый ковер.
И по законам Тарны я говорю тебе:
«Помни, ты была свободна, Знай, что теперь ты рабыня.»
Плачь, рабыня.
И затем похититель развязывает ноги девушки и заканчивает ритуал, утверждая свое господство над ней. Когда девушка поднимается с ковра, она уже понимает, что стала рабыней.
Постепенно этот дикий ритуал потерял свой смысл и женщины Тарны обрели гораздо больше прав. Своей мягкостью и женственностью они показали мужчинам, что тоже заслуживают уважения. И постепенно этот обычай стал отмирать, так как кому хочется унижать человека, который дарит тебе любовь и наслаждение.
Таким образом, положение женщины становилось все менее зависимым. С одной стороны они должны были подчиняться, а с другой — сумели завоевать уважение. Такое шаткое состояние не могло продолжаться долго и постепенно, благодаря своему влиянию на мужчин, женщины Тарны улучшили и упрочили свое положение в обществе. Этому способствовало и то, что они воспитывали в детях чувство уважения к женщинам, да и социальное устройство, в частности закон о преимущественном наследовании, тоже способствовали возвышению женщин.
Постепенно они приобрели главенствующее положение, оттесняя мужчин на второй план. И вот, как это не парадоксально, но в Тарне, изолированной от других городов, установился практически матриархат, узы которого были гораздо крепче рабских цепей, так как они были невидимы и
И эта ситуация сохранялась в течении многих поколений. Нельзя было сказать, что положение было намного хуже, чем в других городах, где правили мужчины. Там хватало своих недостатков. А в Тарне мужчины привыкли считать себя низшими существами, почти животными. В них было полностью раздавлено чувство гордости и собственного достоинства. Но самое странное было в том, что женщины не были довольны существующим положением. Хотя они презирали мужчин и наслаждались своим господством, они потеряли уважение к себе. Презирать своих мужчин — все равно что презирать самих себя.
Я часто размышлял о том, может ли мужчина зваться мужчиной, если он не может подчинить женщину, а также может ли женщина называться женщиной, если она не может подчиниться мужчине. Я думал, как долго законы природы могут нарушаться в Тарне. Если, конечно, таковые существуют. Я чувствовал, что мужчины Тарны жаждут сорвать маски с женщин и подозревал, что женщины втайне хотят того же. Я знал, что если в городе произойдет переворот, то женщины еще долго будут объектом унижений, возможно даже несколько поколений. Но если переворот произойдет, то он будет радикальным. Возможно даже вернуться времена желтых шнуров и алого ковра.
За стенкой палатки я услышал голос Тарго.
К моему удивлению, Лара встала на колени и покорно опустила голову.
Тарго протиснулся в палатку, держа в руках какой-то узел. Я ободряюще кивнул девушке.
— Ну, господин, она быстро усвоила твои уроки, — он улыбнулся. — Я вычеркнул ее из своих списков — она твоя. — Он вложил узел мне в руки. Это был сложенный камиск вместе с ошейником. — Это тебе подарок от меня, — сказал Тарго, — за него не нужно платить.
Я улыбнулся скупости торговца. Он не дал полного набора одежды рабыни, да и камиск не был новым.
Затем торговец вынул из кармана два желтых шнура, около 18 дюймов длиной в каждом.
— По голубому шлему я понял, что ты из Тарны.
— Нет, я не из Тарны.
— О, значит я ошибся, — сказал Тарго и швырнул шнуры на ковер перед Ларой.
— У меня нет сейчас лишних кнутов, — сказал он, печально пожав плечами, — но твой пояс заменит его без труда.
— Разумеется, — сказал я, отдавая ему обратно камиск и ошейник.
Тарго был озадачен.
— Принеси ей одежду свободной женщины, — сказал я.
Рот торговца широко раскрылся.
— Ты уверен в этом? — спросил он, посмотрев на тахту.
Я рассмеялся, развернул маленького помощника вокруг и, взяв за ворот, понес к выходу из палатки.
Когда я его вытолкнул, он тут же повернулся ко мне, звеня серьгами, и поглядел на меня, как на лишившегося рассудка.
— Может, господин ошибается? — спросил он.
— Возможно, — признал я.
— Неужели ты думаешь, что в караване работорговца есть одежда свободной женщины?
Я рассмеялся. Тарго тоже улыбнулся и, не говоря больше ни слова, исчез.