Изгой
Шрифт:
– Зато ты у нас самый харизматичный, – попробовал отбрыкаться я. – Там ведь не надо каких-то ораторских витиеватостей, верно?
– Конечно, – подтвердил Филин. – Коротко и доходчиво, несколько рубленых фраз, и ткнуть списком в монитор.
– Он! – повторил Федя. – Я – пас!
– А что за список?
– А вот, – Филин достал из машины листки бумаги в прозрачном скоросшивателе, на которых были крупным шрифтом отпечатаны какие-то фамилии и адреса. – Держи.
– Это... – я не без содрогания принял список. – Это, в смысле, приговор надо
– Да ну, какой приговор! Мы такой херней не занимаемся. Это список родственников тех джигитов, которых вы убили в мае. Надо будет просто сказать: ребята, мы вам нужны – придите и убейте нас. Мы знаем, кто вы, где живете, не надо никого посылать к нашим родным – иначе мы вырежем все ваши семьи вот по этому списку, до последнего младенца в роду. Ну и – показать список. Это не сложно?
– Ну, в принципе...
– Да, тут нюанс, – озаботился Филин. – Список не держи на месте, води им из стороны в сторону, будто показываешь аудитории, расположенной по кругу.
– Зачем?
– Это чтобы не видно было, что руки трясутся. Води медленно, без рывков, справа налево, потихоньку, потом слева направо, оператор будет повторять твои движения, чтобы достигнуть эффекта статичности, и все выйдет нормально.
– Надо Ленке сказать...
– Да она в курсе, это распространенный прием. Когда список в фокус попадет, она автоматом поведет за ним объективом. Тебе повторить суть речи?
– Да нет, я запомнил.
– Ну все, начнем. Так, хлопцы, давай всех на позицию. Лена, иди сюда!
Люди Филина подтащили пленных к лавке, в том числе и Яныча.
Интересно...
Я заметил, что с козырька свисают четыре петли. Они что, собираются и его вздернуть?! Ну и зачем тогда были нужны все эти танцы с бубнами?
Ленка выплыла из машины, взяла камеру и приблизилась к нам.
Филин приготовил свою камеру:
– Я тоже буду снимать, на всякий случай. Дим, готов? Смотри, дублей не будет. И – надо все сделать быстро: в петле люди долго не живут. Давай, встань перед лавкой, лицом к нам.
Я встал, куда сказали, повернулся к виселице спиной и вдруг почувствовал: я не готов...
Нет, это здорово, что спиной к ним...
Это многое упрощает...
Но я не готов! Сейчас они запляшут в петлях, за моей спиной – станцуют последнее танго со смертью, – и я, даже не видя этого зрелища – мне кажется, я просто рухну в обморок...
Нет, я все понимаю, но...
При мне никогда не вешали людей. Это же просто ужас какой-то...
– Я не убивал!!! – тонко крикнул кто-то за моей спиной. – Я никого не убивал! У меня даже оружия не было!!!
Я невольно обернулся: это кричал Яныч, глаза которого побелели от ужаса. Он отчаянно дергался в руках одного из подручных Седьмого, который накидывал ему на шею петлю.
Остальные трое, хранившие до этого гордое молчание, как будто кто-то дал им отмашку, дружно ударились в слезы.
Я заметил: до этого они старались держаться, один
– Не надо... – неожиданно прошептала Ленка, кривя губы в плаксивой гримасе. – Я вас прошу...
– Не понял, – удивился Филин. – Что – «не надо»? Снимать не надо?!
– Не надо всего этого... – Ленка вдруг рухнула на колени, бросила камеру и, протянув к Филину руки, взмолилась: – Ну я вас прошу... Пожалуйста! Не надо!!!
Вот это новость так новость.
Нашу злюку-мегеру пробило на сострадание?!
К кому?!!!
Не ожидал...
– Не надо!!! Вы же люди!!! Что вы делаете?!!!
– Твою мать... – растерянно ругнулся Филин. – Федя! А ну, быстренько забери ее.
Федя подхватил Ленку, утащил в машину и отъехал к ангару. А по-моему, и сам удрал с охотой – видно было, что эта процедура ему в тягость.
– Держи, – Филин отдал Ленкину камеру одному из своих людей, свободных от экзекуции. – Будешь снимать вторым номером. Встань туда, вроде неплохой ракурс. Дим, ты готов?
– Ммм... Гхм...
– А жалко, да? – Филин вдруг подошел ко мне вплотную и, пристально глядя мне в глаза страшным немигающим взором, поддел жестким, как гвоздь, пальцем мой подбородок. – Жалко пацанов?
– Пожалуйста, не надо!!! Я никого не убивал!!!
– Ммм...
Да жалко, господи, конечно, жалко! Я знаю – это враги, знаю – они хотели нам зла...
Но сейчас они плачут навзрыд за моей спиной, и у меня самого дрожат губы...
И я не знаю, смогу ли я сказать хоть что-то вразумительное, когда из-под них выбьют лавку...
Блин, да что там – «не знаю», я точно грохнусь в обморок...
– А мать твоя – не старая еще женщина! – заорал Филин прямо мне в лицо, перекрывая вопли Яныча. – И Федина мать – тоже! А еще у вас есть Ленка! Если бы не мы, вот эти славные парни взяли бы их и оттащили в лес. А теперь вспомни, как это было в парке – при тебе, у тебя на глазах! Как это было, а?! Ноги на плечи, да? А еще они любят садиться жопой на лицо – один насилует, другой сидит на лице, – а она задыхается, она может в любой момент сдохнуть!
Я вдруг отчетливо увидел, как будто мне показали кино: парк, кусты, торчащие вверх Ленкины ноги, задушенный хрип... Она и правда чуть не задохнулась там, когда эти твари ее накачивали...
И почему-то все это – в кровавых красках, все темно-багровое, даже варварски разорванное белое кружево...
Что это?!
Я много раз гнал от себя эти жуткие воспоминания. Они были всегда нарочито расплывчатыми и смазанными – рассудок мой берег меня, и в такие мгновения я невольно бледнел: на меня накатывала всепобеждающая волна слабости, ноги подкашивались, я был на грани потери сознания...