Изгой
Шрифт:
– Ну, не знаю... – атаман постучал прокуренным ногтем по лежавшему перед ним на столе телефону и с сомнением покачал головой. – То, что атаман Литовской за тебя поручился, – это факт. Но я ни его, ни тебя не знаю... Может, не такие уж вы и крутые вояки...
– Тогда нас всех убьют, и вам придется воевать самим, – Филин пожал плечами. – Но в любом случае, к тому моменту, когда вы подскочите туда, враг вынужден будет спешиться и занять позиции на лугу – а это вообще «лысина», вдоль и поперек, и вы их там спокойно и методично перещелкаете.
– Ладно, уболтал, – принял решение
– Ну вот, совсем другое дело, – обрадовался Филин. – Как у вас с экипировкой?
– А у тебя есть что предложить? – хитро прищурился атаман.
– Да нет, сам хотел попросить.
– Хе! Просить вы все мастера. Ну... Есть карабины, несколько автоматов. Патронов хватает. В общем, найдем чем вооружить народ.
– А запасец? – Филин уже вполне свойски подмигнул.
– А что «запасец»? – атаман резко заскучал. – Запасец, он, сам понимаешь, карман не ломит...
– Видишь ли, мы рассчитывали на тихую филигранную акцию. Инструмент у нас хороший, но для такого дела надо бы что-нибудь поосновательней...
– Понимаю, – атаман вполне скупердяйски вздохнул и махнул рукой. – Ну... есть два пулемета, восемь коробок к ним и с десяток «Агленей» [5] .
– Отлично! Все вернем в целости и сохранности.
– И гранатометы?!
– Хе-хе... Ну, коли надо – потом подвезем. Если живы будем.
– Да шутка же! Ладно. Пошли в закрома, выдам, да пора уже делом заняться...
5
РПГ-26 «Аглень».
К полуночи мы с Федей скрытно выдвинулись в район Прибрежного Сада и заняли позицию на его северо-восточной оконечности, под развесистой старой яблоней. Федя работал пулеметчиком, а я получил почетную должность «второго номера» – стрелка прикрытия; получил автомат, а с ним – инструктаж:
– Не стрелять, мать твою так! Только в крайнем случае, если меня совсем убьют...
Задачу нам поставили простую, но важную: после залпа «отработать» по второму транспорту с людьми и ни в коем случае не палить по джипу. Им и его обитателями, равно как и первым транспортом, будут заниматься другие камрады, мирно затаившиеся в ночи неподалеку от нас.
Темно было, как сами знаете где и у кого, но я эти места напропалую излазил в детстве, так что диспозицию представлял себе отчетливо и ярко, как при свете дня.
Слева у нас река, вдоль нее, до самого совхоза тянутся непроездные сады. Справа длиннющий заливной луг, по которому вьется полевая дорога. За лугом – лес, довольно густой, кататься на машине там нереально.
По расчетам Филина, враг должен подвезти личный состав примерно на полкилометра к станице и уже оттуда наступать пешим порядком. Или ехать до самой станицы, это уж насколько наглости хватит.
Других дорог тут нет, так что мимо нас в любом случае не проскочат, даже если додумаются выступать пешком сразу из совхоза.
Ленка с камерой наперевес дежурит на крыше тракторной бригады и ждет сигнала, чтобы мчаться снимать кино, а во дворе
Ну вот вам и вся диспозиция: теперь сидим и ждем.
Тролль Федя, скот бездушный, завернулся в плащ– палатку и спит, а мне холодно, тревожно и оттого в голову лезут разные нехорошие мысли.
А! Вот что интересно: перед выдвижением Федя разобрал пулемет до последней детали, протер все части, кое-что смазал маслом, опять протер, проверил, прощупал каждую железяку, вручную «продавил» ленты, все вычистил, опять собрал и только тогда успокоился. Война, скажу я вам, это дикое занудство. Я никогда не буду военным! На мне семейная традиция и умрет.
Что там насчет нехороших мыслей?
А вот: если Родина – она Мать, то мы, по факту, ее дети, верно?
Ну так вот, сейчас мы, отвергнутые дети этой самой Матери, вынуждены собраться в кучу и самостоятельно, на свой страх и риск, защищать себя от тех, кого эта Мать выбрала в качестве буфера между собой любимой и своим собственным народом. Нет, я в курсе, что не надо путать Родину с хитромудрыми правителями, которые приходят и уходят – и отец так говорил...
Но у нас, изгоев, мировосприятие скособочено ввиду довлеющих на нас обстоятельств, и мы порой их отождествляем: правителей – и Родину.
Так вот, сейчас, Родина-Мать, если бог даст, мы немного проредим твой буфер – и будешь ты чуток ближе к народу своему, старательно тобою отторгаемому...
К рассвету я окончательно продрог: мне плащ-палатка не полагалась, она прикрывала пулемет – эта железяка сейчас важнее меня. Кроме того, я утренне возжелал прогуляться «до коновязи» и решил потихоньку отъерзать в глубь сада: размяться и все такое прочее.
– Ле-жать, – скомандовал Федя, безошибочно уловив из-под плащ-палатки мои намерения. – Теперь все, светло уже. Двинешься – спалишься, провал всей операции.
– А ты как видишь из-под палатки, что светло?
– Чувствую, – Федя сдвинул капюшон и осторожно, в три приема, потянулся. – Потерпи, скоро начнется...
Я хотел было возразить, что «скоро» – понятие растяжимое, но так и замер с открытым ртом: со стороны совхоза, на полевой дороге, показалась колонна.
Эти два «66» – они словно выпрыгнули из утреннего тумана, возникли разом, неожиданно, и с внушительной скоростью припустили в нашу сторону. За ними, на некотором отдалении, следовал давешний джип, что мы видели возле административного здания.
– А город подумал... – замурлыкал Федя, откидывая с пулемета плащ-палатку. – А город подумал...
А я привычно окаменел.
Нет, я готов, у меня автомат, я...
Но они появились так внезапно, я даже не успел продышаться, как учил Федя, я даже испугаться как следует не успел...
И потом: почему никто не стреляет, мать вашу так?!
Вот они, рядом уже, осталось каких-нибудь двести метров, еще несколько секунд – и колонна пролетит мимо наших боевых порядков!
Идущий позади джип вдруг резко сбавил ход, как будто запнулся обо что-то. Разрыв между ним и впереди идущими машинами резко увеличился, и в этот момент со стороны леса что-то отвратительно и резко зашипело.