Изломанный аршин
Шрифт:
А вы говорите: не выдержал рокового удара, струсил, поник. Нет-с: тот удар пришёлся главным образом по финансам. А к журналу он давно охладел: писал ИРН и прозу, переживал кризис среднего возраста (ах! я же не поставил таймер: г. р. 1796, — тремя годами старее Пушкина, — скоро сорок) и, само собой, трагические шуры-муры с femme fatale (в особо тяжёлой — бесконтактной — форме); короче — не до того! — и «Телеграфом» уже года три рулил Ксенофонт.
Так вот. В упомянутом «Живописном обозрении» — аккурат между заметками: «Дерево Анчар, или Упас» и «Строфокамил» («который Строус») — находится
Хотя первый же абзац должен был Пушкина жутко разозлить.
«...Ошибочное мнение, что славнейшему тогдашнего времени писателю долженствовало быть историком Петра Великого, заставило отнестись к Вольтеру с просьбою написать историю нашего Петра.
Беден был памятник, воздвигнутый Вольтером, гением своего века, но историком жалким».
Дальше — больше:
«Не знаем, настало ли время для такого сочинения, сомневаемся даже в том, есть ли между современниками нашими кто-нибудь, которому было бы дано от Бога призвание на такой подвиг.
Но много раз, стоя на берегу Невы, среди громад созданного Петром великолепного города и смотря на памятник его, мечтали мы о том, какой памятник мог бы воздвигнуть ему истинно вдохновенный художник и как создал бы Историю его гений-Историк, соединивший в душе своей глубокую философию с пламенною поэзиею сердца, обладающий пером Тацита, Русский по душе, по уму, по сердцу — Европеец по взгляду, по идее, по понятиям.
Явись, счастливец, если ты уже существуешь в этом мире, воссоздай нам жизнь Петра...»
Наглость, и притом не без расчёта (в следующем параграфе разоблачу), литературные дрязги. А зато — вот ещё одна альтернативная концепция вашего царствования, Sire. Я укоротил цитаты, насколько сумел. Но всё равно придётся потерпеть.
«Государство, обхватившее собою значительную часть земного шара, местностью своею поставленное между Азиею и Европою, касающееся льдов севера и полуденных стран средней Азии, столько же могущее быть грозным своими войсками, сколько и флотами, населённое народом крепким, умным, соединившим в себе воображение Востока с умом Запада, с твёрдостью Северного характера. Вот Россия и Русские.
Если прибавим к тому, что это государство, этот народ образовались из Нордманнов и Славян, отличаются от всех других народов своею верою, своим языком, своим внутренним образованием, что они составились не из обломков Древнего мира, но выросли на диких, самопроизводящих степях Востока и в лесах Севера; что начавшись в одно время с западными народами Средних времён, они имели свою отдельную Историю в течение восьми столетий, а потом, когда Запад совершил все свои периоды, Русь и Русские сблизились с ним, самобытны, дики, своенравны, перенимали у Запада, но чувствовали и чувствуют несродность Запада со своим северо-восточным началом, — что из этого следует?»
Хороший вопрос. Из разряда т. н. вечных. К ним прилагаются таковые же ответы.
«Бесспорно — то, что России определена в будущем великая роль в Истории Европы; что Россия, конечно, должна внести новую стихию в мир западный, и, следственно, что доныне вся её История была только приготовлением к Истории будущей.
Эта история будущего только что началась с XIX века. До того времени вся История России состояла в двух отделениях: Россия составила свою независимую от Запада самобытность и потом сблизилась с Западом.
Первое сделано было в семьсот лет Нордманнами, Греками, Славянами, Монголами, Поляками, Шведами, Тевтонскими Рыцарями, Турками, Уделами, Самодержавием, Религиею, рядом Государей, от Владимира до Андрея Боголюбского, от Иоанна Калиты до Иоанна III, Михаила и Алексия.
Второе сделано Петром Великим, только одним Петром, и с тех пор Россия живёт уже около 150 лет только тою новою жизнию, какую он вдохнул в неё».
«...Дело не в том было, чтобы ссылаться иногда с Европейскими Государями, вызывать из Европы медикусов и географикусов, перенимать мушкетную стрельбу Немецкую: речь шла об участи Азиятского образования России, к которому мы были направлены Славянским происхождением, Византийским влиянием, Татарским игом, реформою Иоанна III.
Вопрос о совершенствовании человека был решён в Греции, Риме, на Западе, и решён тем, что до неизвестного будущего переворота Истории человеку для движения вперёд надлежит быть Европейцем, таким, каким он был на Западе.
Местность каждого народа должна была сделать одного Немцем, другого Англичанином, третьего Французом, четвёртого Испанцем, по действию Истории и Географии каждой земли; но главное — все они долженствовали быть Европейцами.
Русский был Русским после Иоанна, но не был Европейцем до Петра. И тут ничего не значило, если Иоанн женился на Софии Палеолог, Фиоравенти построил собор в Москве, Олеария звали в Россию, в Преображенском играли комедию, в Москве завели Греко-Латинскую Академию. Русский не был Европейцем.
И при дворе Монгольских Ханов живали художники и учёные; и в Китае миссионеры сочиняли календарь. <...> Борода и кафтан, значение слова: Немец как синонима еретику; Азиятская недоступность Кремля, местничество бояр — всё это было потому неуместно, что было наружным признаком внутреннего, и всё это надобно было уничтожить потому, что всё это была Азия, а России надлежало вступить в Европу...»
Ещё раз (хотя за такую внятность и в дни т. н. наши можно запросто схлопотать и даже огрести):