Измена мужа. После
Шрифт:
– Девушка, оставьте нас наедине.
Кивнув, она покидает палату, а Дима, не отрывая от меня пристального взгляда, приближается. Придвигает к моей койке стул и медленно на него опускается.
– Алин, почему ты не рассказала мне о беременности? – спрашивает с горечью.
– Хотела сделать сюрприз, – мой голос звучит тихо, почти бесцветно.
– Так эти шары в коридоре… Они были для?.. – он сбивается и в надломленном жесте обхватывает пальцами переносицу.
– Да, они были частью сюрприза, – подтверждаю я.
Дима замолкает, а я вновь
– Алин, – с Диминых губ срывается тяжелый вздох. – Прости меня.
Ради минутного удовольствия человек рушит то, что создавалось годами, а потом, очнувшись, умоляет его простить. Как же это наивно и самонадеянно. Неужели Дима всерьез верит, что банальное «прости» способно все исправить? Что это слово из шести букв обнулит его предательство и затянет мои раны?
– За что простить, Дим? За то, что делал из меня дуру? За то, что изменял? Или за то, что по твоей вине я потеряла нашего ребенка?
Я стараюсь говорить ровно, но из воспаленных глаз все равно струится влага. Она слетает с ресниц, скатывается по щекам и дрожащими каплями срывается с подбородка.
– Да я ведь не знал! Не знал, что ты ждешь ребенка! – восклицает надтреснуто.
– А если бы знал, то что? Передумал бы трахать секретаршу? – мне почти удается усмехнуться.
– Алин, – смотрит на меня с невыразимой мукой. – Ну зачем ты так? Ты же видишь, мне и без того хреново…
– А, так это тебе хреново? Ну и извини, что приехала домой чуть раньше и застала тебе в постели с любовницей.
– Я виноват перед тобой. Очень виноват. Но, клянусь, ты – главная женщина моей жизни. И я люблю только тебя. А с Ясминой нас ничего не связывает…
– Ничего, кроме секса.
– Черт, да! – он обхватывает голову руками. – Да, я сорвался! Да, сплоховал! Честно говоря, даже не знаю, как это вышло… Бес, видать, попутал… Я дурак, Алин. Оступившийся дурак! Но я люблю тебя больше жизни и…
– Остановись. Не говори мне о любви. Не говори о том, как тебе плохо, – я перевожу дыхание и нахожу в себе силы вновь посмотреть на мужчину, который стал моей самой большой любовью и самым горьким разочарованием. – Сегодня я потеряла ребенка, Дим. Ребенка, который еще не родился, но которого я успела полюбить. Своим предательством ты ранил нас обоих – меня и нашего малыша. Он не выжил, – я всхлипываю и в бессильной ярости хватаюсь за край больничного одеяла. – И этого я тебе никогда не прощу.
Из меня вырываются задушенные рыдания. Дима сникает. Его щеки схватываются нездоровым жаром, будто от пощечин, а во влажно поблескивающих глазах читается самая настоящая боль.
Что же ты натворил? Неужели потрахушки с молоденькой девицей стоили того? Стоили благополучия нашей семьи? Жизни нашего неродившегося ребенка?
Я больше не в силах
– Алин, не плачь… Умоляю, – Дима тихонько дотрагивается моего плеча. – Я осознаю, как сильно оступился. Как сильно тебя подвел. Но я сделаю все, чтобы заслужить твое прощение. Я горы сверну, лишь бы снова сделать тебя счастливой! Ты выпишешься, вернешься домой, и мы попробуем начать все заново. Обещаю, отныне я не причиню тебе боль…
Дима продолжает что-то говорить, но нарастающий шум крови в ушах напрочь застилает слух. Я чувствую, что моя истерика выходит из-под контроля. Голова трещит, грудь горит адским пламенем, а кислорода катастрофически не хватает.
Кажется, у меня истерический припадок. Без успокоительного не обойтись.
– Врача, – задыхаясь, прошу я.
– Что? – Дима с беспокойством заглядывает мне в лицо.
– Позови врача! Срочно!
– Конечно, родная. Секунду.
Он пулей срывается в места, а я откидываюсь на подушку и прижимаю трясущиеся ладони к груди.
Только бы выжить. Только бы справиться.
Глава 12
Как и следовало ожидать, новость о том, что я загремела в больницу быстро разлетается по знакомым. Коллеги шлют мне смс с пожеланиями здоровья, мать и свекровь названивают чуть ли не каждый час, а дети рисуют картину с трогательным пожеланием «Поправляйся, мама!». Судя по всему, над рисунком корпела исключительно Маришка, а Мишка лишь за компанию примазался, но мне все равно приятно. Дети, как ни крути, главная радость жизни.
Естественно, о реальных причинах своего больничного заточения я никому не рассказываю. Ограничиваюсь сказочкой про расшалившийся желудок. О выкидыше известно только мне и Диме. Ну и еще моей лучшей подруге Соне Орловской. Ей я все рассказываю. А вот посвящать широкую общественность в нашу семейную драму не планирую.
Не хочу пересудов. На фоне грядущего развода новость о выкидыше будет воспринята особенно остро. Я, конечно, не прочь в очередной раз ткнуть Диму носом в его дерьмо, но все же излишней публичности хочется избежать. Даже не ради нас с ним – ради Мишки и Маринки, для которых новость о разрыве родителей, несомненно, станет ударом.
Если честно, время от времени я даже малодушно подумываю замять все это дело, дабы не травмировать детей. Ведь я так сильно их люблю! Ну а что? Ведь сотни семей живут в подобном положении: мужья изменяют, а жены делают вид, что ничего не замечают.
Но, чем больше я об этом размышляю, тем очевидней становится факт, что я попросту не смогу разыгрывать роль ничего не ведающей супруги. Во-первых, я плохая актриса. Во-вторых, какой смысл держаться за брак, если он насквозь фальшивый? Еще неизвестно, что больше ранит детей: развод родителей или их обоюдное несчастье. Ведь отношения, в которых есть «третья нога», априори не могут быть счастливыми.