Измена по вызову
Шрифт:
— Что там?
— Что?
Подруги тоже вскакивают и, как две мартышки, виснут рядом со мной.
Я ничего не могу сказать, только наблюдаю за тем, как он подходит ближе и, почему-то молюсь, чтобы ему оказалось не в этот подъезд.
Увы. Сворачивает к крыльцу, под козырек. Я больше не могу его видеть, но слышу, как пиликает громко настроенный домофон.
— Да что ты там увидела? — ворчит Инна, а я протискиваюсь мимо них и бегу к двери, чтобы прилипнуть к глазку.
Спустя несколько секунд раздаются тяжелые мужские шаги,
Смотрю на него во все глаза. Вернее, во весь глаз и чувствую, как руки-ноги начинают ходить ходуном.
Это он…он…ОН! Идет к бабе Нюре.
Мне плохо.
— Олька! Твою мать! Что там? — Инна бесцеремонно отпихивает меня в сторону, и сама смотрит в глазок, — хрен какой-то.
— Это не хрен, — через силу выдавливаю я, — это Олег. Мой Олег…
— Да ладно, — тут же взлезает Людка, — я тоже хочу посмотреть.
Между подругами завязывается потасовка за право смотреть в глазок, а я на ватных ногах возвращаюсь на кухню.
Как меня в этот момент выворачивает — словами не передать. Просто кроет.
Да как так-то? Как, вашу мать, так?!
Я сдохну сейчас. Меня буквально разрывает на куски от одной мысли о том, что он опять сейчас будет «работать». Это просто треш какой-то.
Плещу из бутылки в бокал и залпом опрокидываю в себя. Не помогает. Наоборот, пожар в груди разгорается все сильнее.
— Вроде ничего. Хорошенький, насколько я смогла разглядеть, — сама того не подозревая, подливает масла в огонь правдивая Людочка, — статный такой, фигуристый.
— Еще и хрен большой. Это мы удачно тогда выбра…
Едва увидев мою перекошенную морду, подруги затыкаются.
— Оль, — робко произносит Люда, — ну чего ты…ну не расстраивайся…
— Ты же помнишь, что это просто приключение. Прививка от всех болезней…
Похоже вместе с этой прививкой в меня внесли какой-то кровожадный вирус, который теперь с остервенением терзает мое бедное сердечко.
— Считай, что первый блин комом. Потом найдёшь другого. Нормального.
Я не хочу нормального! Я хочу вот этого блядуна продажного. И меня до красной пелены перед глазами бесит вся эта херня. Кажется, я даже готова убивать.
— Да пошел он на хер! — сердито ставлю бокал на стол, — все они пошли на хер!
— Во-о-от, — одобрительно тянет Инна, — правильный настрой. Ты у нас золотце и конфетка и достойна самого лучшего. А барахло все пусть лесом идет.
— В жопу пусть идет!
— Правильно. Давайте бахнем.
Мы снова усаживаемся за стол и пытаемся о чем-то болтать. Вернее, девочки пытаются заполнить тягучие паузы и растормошить меня, а я все чаще и чаще смотрю на часы. Время идет. Пять минут. Десять. Пятнадцать.
А потом начинается это…
Стук. Даже не просто стук, а дикая, безудержная долбежка.
Мы затыкаемся, замираем с поднятыми
К стуку добавляется скрип и какие-то подвывания.
Пиздеееец…
Наконец, Инна не выдерживает:
— Эх, Олег, Олег … Нельзя же так с бабушкой, — сокрушенно произносит она, — баба Нюра добрая…была. Зла никому не делала, за что ты ее так…
— По крайней мере она помрет счастливая и хорошенько отлюбленная, а не от инсульта и старческих деменций, — хмыкает Людка и тянется за новой бутылкой, — Ну-с, помянем, старушку…
Кажется, меня парализовало.
Это что ты за такая скотина-то неразборчивая, а? Ради пары тысяч готов даже на бабку залезть? Вообще нет разницы кого долбить? Настоящий протитут! Шлюха дешевая! Ненавижу!
— А он хоро-о-ош, — уважительно кивает Людочка, когда и через полчаса стук не затихает, — очень хорош. Зверь! Не удивительно, что наша Оленька так запала.
— Ни черта я не запала! — огрызаюсь, с каждым мигом заводясь все больше и больше, — это просто вонючий кусок говна, который ничего кроме как тыкать членом во все щели не умеет! Геронтофил гребаный!
Инна хмурится:
— Слушайте, а бабка-то, наверное, уже и не дышит… Может скорую вызовем?
— Вызывай, — цежу сквозь зубы, поднимаясь со своего места, — две скорые.
— Оленька, ты чего… Мы же просто шутим. Успокойся. Работа у него такая, что поделаешь. Оль!
Мне уже похеру работа это или нет. На все похеру. Я его сейчас просто прибью! И бабу Нюру заодно. Все равно она уже не жилец после такого марафона.
Заскакиваю в туалет, беру уже ставшее привычным оружие — швабру, и решительно направляюсь к выходу.
— Лелик, не надо! — кричат мне вслед девочки, но уже поздно. Я выхожу из квартиры и поднимаюсь наверх в логово разврата.
В крови пульсирует чистая ярость, перед глазами красные круги и швабра в потных от волнения ладонях неистово дрожит.
На миг останавливаюсь рядом с квартирой, хладнокровно отметая мысль о том, что еще есть возможность остановиться, уйти, сделать вид, что ничего не было и со временем обо всем забыть.
Ну уж дудки! Никакого забвения. Всех на хуй убью!
Вон даже вселенское правосудие на моей стороне, потому что дверь в квартиру оказывается незапертой…
Я тихонько опускаю ручку и едва шагаю в темную прихожую, как меня оглушают звуки долбежа и хриплое дыхание. Вдобавок на тумбочке вижу его свитер. Тот самый, в котором он был у меня. Снял уже, скотина, чтобы пузо свое шикарное бабке показывать!
Перехватываю швабру поудобнее и крадусь туда. Сейчас будет очень много крови!
— Сынок, погоди! Может, маслица?
— Не надо! И так пройдет…
Куда там чего у него пройдет?
Скриплю зубами.
Лучше мне дайте маслица! И побольше! Чтобы черенок у лопаты смазать и кое-кому, кое-куда с размаху загнать!