Измена по вызову

Дюжева Маргарита

— Простите, — успеваю ее подхватить, за миг до того, как она впечатывается в стену.

— О, — тихо хрюкает и обмякает в моих руках, — ты меня, это, сынок посади на стульчик. Стара я уже для таких полетов. Ф-фу-ух.

— Простите, — извиняюсь еще раз, — я задумался.

— Из-за Оленьки нашей что ли?

— Из-за Оленьки, — ворчу себе под нос.

Из-за нее родимой. Я как со шваброй то ее увидел, так и обомлел и перед глазами картинка той фурии в туалете, которая по жопе палкой надавала.

Она! Как только сразу не признал!

Хулиганка кровожадная!

— Хорошая девочка, — баба Нюра кивает, — добрая. Они с Инкой с третьего этажа с детства дружат.

— А муж у нее есть?

— Надо же какой прыткий, — усмехается она, — только увидел и сразу мужа подавай.

А чего теряться-то? Тем более мне жизненно важно понять, правду ли она сказала насчет бывшего и если да, то тогда что за хрен ответит мне по телефону.

— Игорек. В одном классе учились. Худенький был, в очках. Только в одиннадцатом классе в плечах развернулся и сразу нашу Ольку себе и присвоил. Но, я тебя так скажу…Не дотягивал он до нее никогда. Она такая яркая с огоньком, а он вечно как сморчок недовольный. Только на публике хвост распушит и выхаживает, словно павлин. А так — ни о чем вообще. Слабый. Не телом, а душой. Я помню, во дворе мальчишки дрались, а он вечно в сторонке стоял и обидные слова издали выкрикивал, а подойти ближе и друзей своих поддержать боялся.

Понятно. Урод какой-то.

— Но вот Олька наша нашла что-то в нем. Свадьбу справили, из нашего района уехали. Хорошо хоть ребенка сразу не заделали.

— Они еще не развелись?

— Да кто ж их знает, мне не докладывают. Но сегодня мы с ней стояли на улице, и колечка-то на пальчике не было…

Колечко, это конечно не гарантия, но определенные надежды внушает. Может, не обманула все-таки.

— Что? Понравилась? — усмехается старая любопытная лиса.

— Понравилась.

— Ну так иди. Пригласи куда-нибудь. А то она у нас девка видна, и если Игорек ушел в отставку, то рядом мигом кто-нибудь другой появится.

Я им появлюсь, блядь. Эта моя драчунья. И хрен я ее кому отдам.

— Сейчас трубу докручу…

— Да брось ты, — отмахивается она, — какая труба! Иди!

— Я не отработал…

— Отработал, отработал. Иди. Пока птичка не улизнула.

Я все-таки убираю тот срач, который образовался по моей вине, тепло прощаюсь с бабкой клятвенно пообещав пригласить на свадьбу если срастется, и спускаюсь вниз. Но не успеваю даже руку протянуть к звонку, как дверь распахивается и на пороге появляется огненно-рыжая девица с ярко-накрашенными губами.

Она удивленно смотрит на меня, хлопает глазами, потом отступает на шаг и отклонившись назад кричит:

— Оль, тут к тебе.

Я топчусь у порога, не зная, что сказать, а рыжая бессовестно меня рассматривает. Причем не просто как незнакомого человека, а как кусок мяса на витрине.

Наконец, раздаются шаги и из-за угла выглядывает хмурая Ольга.

— Симпотный какой, — одобрительно выдает рыжуля,

снова смерив меня с ног до головы, и почему-то задерживая взгляд на ширинке. Расстегнулась, что ли? Капитан с борта выпал?

Опускаю быстрый взгляд. Нет, все нормально. Застава на замке.

— Чего пришел? — совсем неласково выдает Оля.

Сердится. На меня. Еще бы знать почему. Вроде накосячить не успел, глупостей каких-то натворить тоже. И потрахались мы в прошлый раз задорно. Что не так-то?

— К тебе пришел, — отвечаю таким же ворчливым тоном, — поговорить надо.

— Не о чем мне говорить, со всякими…

Не договаривает, проглатывая последнее слово, и почему-то мне кажется, что там планировалось что-то неприятное.

Вообще не понятно. А я не люблю, когда мне непонятно. Я быковать начинаю.

— А ну-ка пойдем.

И прежде, чем она успевает пикнуть, ловлю ее за руку и вытаскиваю на лестничную площадку прямо в тапочках.

— Ты обнаглел, — шипит она, безуспешно отбиваясь от моих рук.

А я тем временем шагаю внутрь, хватаю какую-то куртку и сапоги. И выхожу обратно, громко хлопнув дверью. Не специально. Просто сквозняк.

— Это не мое!

— Теперь твое! — Силком накидываю ей на плечи пуховик

— Руки свои от меня убери! — она буянит, а у самой губы трясутся так, будто пытается не зареветь. Да что за фигня-то?

Я запаковываю ее в куртку, застегиваю молнию несмотря на пискливое сопротивление. После этого она все-таки сдается, и сама надевает сапоги. Тапки оставляет на коврике перед дверью.

— Зачем все это?

— Затем, — звонко хлопаю по глазку и с той стороны кто-то верещит и падает, — чтобы поговорить без посторонних глаз. Идем.

— Не вижу смысла разговаривать с таким…таким…

— Каким?

Я не могу понять, что на нее нашло, и почему вместо игривой девочки сегодня я вижу перед собой угрюмого, колючего ежа.

— Неразборчивым!

Зашибись. Вот чего угодно ожидал услышать, но никак не это.

— В смысле неразборчивый?

Она машет рукой, мол отстань со своими глупостями. Бесит!

— Идем, — я подталкиваю ее к лестнице, — на улице разберемся кто из нас неразборчивый, а кто фигней страдает.

— А пойдем. Разберемся, — она по-боевому сверкает глазами, — сейчас я тебе все выскажу. Сейчас я тебе устрою.

Нервно дергаю воротник. Не знаю в чем, но похоже я виноват.

* * *

Мы выходим на улицу, и Ольга решительно чапает на детскую площадку, туда где из снега сиротливо выглядывает песочница, карусель-крутилка и качели.

Я за ней. Пялюсь на спину в дутой куртке и почему-то испытываю дичайший прилив желания. Хрен аж подпрыгивает, пытаясь протаранить ширинку. Сейчас вырвется на волю, раздирая все на своем пути, как чужой. И завопит на всю улицу: дай, дай, дай!

Интересно, если я ее на той крутилке завалю, это будет перебор или нормально?