Измена Родине. Заговор против народа
Шрифт:
«В Бирмингеме имеет свои (предприятия ряд компаний: ТКА, «Рипаблик стил», «Шлосс-Шеффильд». Важнейшая из них ТКА — «Теннесси кол энд айрон» — филиал фирмы Моргана «Юнайтед Стейтс стил».
Эта компания ввела правило, что рабочие, живущие в ее домах и занимающиеся огородничеством, не имеют права сажать кукурузу и другие растения, достигающие человеческого роста. Промежутки между домами освещаются всю ночь. Вечером после половины десятого выходить на улицу воспрещается. И все же собрания созываются, и все же никакой террор не в силах этому
Однажды, когда я шел домой, мимо меня медленно проехал полицейский автомобиль. Двое одетых в форму людей сидели впереди. Один вел машину, другой направил прямо на меня прожектор. По другую сторону улицы стояла закрытая машина. Возле нее курила группа людей. Я повернул за угол. Они пошли за мной, машина бесшумно подкатила к нам; ее дверь была уже открыта…
Я сидел, зажатый между ними на заднем сидении. Мы мчались мимо светофоров, вдоль уснувших домов. Никто не произносил ни слова. Окна были закрыты, и все мы обливались потом, задыхаясь от борьбы…
Трах! Удар был нанесен неожиданно, хотя я знал, что его не миновать. Моя губа онемела; я глубоко вздохнул и хотел нагнуться, но в это время последовал второй удар. Он пришелся по щеке. Густая кровь была соленой на вкус. Когда я дышал, она попадала мне в легкие. Кто-то уперся острым коленом в мой живот, я ловил воздух, стараясь освободить руки. Мне казалось, что я больше никогда не смогу дышать, что мои легкие разорваны, раздавлены. Почему-то я не чувствовал и своего лица. Может быть, оно лежало у меня на коленях, может быть у него на коленях… Они молотили по нему, но это уже не было моим лицом.
…Внезапно удары прекратились. Это поразило меня, и я попытался открыть глаза. Но открылся только один правый глаз…
Высокий худой человек стоял в полумраке, на боку у него тускло поблескивал револьвер. Он задавал мне отрывистые, короткие вопросы. После каждого вопроса он делал достаточно длинную паузу, чтобы другой, помоложе, с прямыми темными бровями и толстыми губами, имел время ударить меня по лицу. «Он не хочет говорить»— удар! «Не говорит, сволочь, ни слова» — еще удар!.. «Молчи, — повторял я про себя, — молчи, потому что они тебя все равно прикончат. Чем больше им скажешь, тем сильнее они тебя будут бить и, наконец, убьют». — «Брось его в реку», — сказал младший. Откуда-то появилась веревка…
Веревка хлестала меня по плечам, с громким свистом рассекая воздух. Я чувствовал, как чьи-то руки срывали с меня кусками рубашку. Там, где кровь начала подсыхать и рубашка прилипла к телу, они отрывали ее вместе с кожей… Кто-то ножом разрезал на мне брюки…
Потом они перестали меня стегать, и чей-то сапог с силой ударил по моим ребрам. Я перевернулся, упал лицом вниз. После короткой передышки все началось снова…
Я не знаю, когда это прекратилось. Я сознавал лишь абсолютную необходимость хранить молчание и лежать совершенно
Как в дурмане, я почувствовал, что удары прекратились, слышал, как захлопнулась дверца автомобиля, и попытался приподнять голову. Машина быстро унеслась, шины шуршали по мягкой земле… Я снова упал лицом вниз и прижался к земле, стараясь не потерять сознания. Я хотел во что бы то ни стало добраться обратно до Бирмингама, вернуться к рабочим…
Вооруженные рабочие дежурили у моей постели. Один металлист, который еще несколько лет назад был членом Ку-клукс-клана, привел ко мне своего восьмилетнего сына. Он попросил меня сесть на кровати и показал ребенку раны и кровоподтеки, покрывавшие все мое тело и лицо.
— Посмотри, сынок, — сказал он. — Это дело рук хозяев. Учись ненавидеть их и продолжать нашу борьбу».
В середине тридцатых годов, когда миллионы рабочих пытались использовать права, которые правительство гарантировало им, утвердив закон Вагнера, и профсоюзное движение росло по всей стране, дикие насилия по отношению к профсоюзным организаторам и членам профсоюзов стали в Америке повседневным явлением.
Приведем несколько характерных случаев применения насилия по отношению к членам профсоюзов за 1935–1938 гг.
Алабама: в августе 1935 г. сборщики хлопка в округе Лоундс объявили забастовку. Местный шериф организовал банду черносотенцев, которые рыскали по району, врывались в дома бастующих, увозили и безжалостно избивали их. 22 августа они увезли и убили бастовавшего рабочего Джемса Мерривезера. Жена убитого впоследствии рассказывала:
«Нам сообщили, что толпа громил порет батраков на участке Белла… Примерно половина этой толпы подошла к нашему дому… Они перевернули все вверх дном, разыскивая листовки, и нашли их под матрацем…
Я сказала, что ничего не знаю о собрании, потому что была на работе.
Ван Райлс сложил веревку вдвое и велел мне раздеться. Он сказал: «Ложись на стул, мне сегодня нужно голое мясо». Я легла на стул, Ральф Маккуайр держал меня за голову, Райлс избивал меня. Он бил меня ниже пояса и по голове. Они говорили: «Теперь расскажи нам все, что знаешь». При этом все они грубо ругались. Райлс сделал петлю, перекинул веревку через балку и подтянул меня почти на два фута над полом… Я слышала ружейные выстрелы… Они сказали мне, что моего мужа расстреливают… В это самое время его линчевали…»
Арканзас: описывая насилия в штате Арканзас, организатор Южного союза арендаторов Говард Кестер писал 10 февраля 1936 г. в газете «Нью-Йорк пост»:
«По ночам полиция и люди в масках разъезжают по дорогам, выслеживая, где происходят тайные собрания союза… Нередко имеют место избиения и убийства. Плантаторы даже организовали фашистские банды, одетые в зеленые рубашки со свастикой. Сотни членов нашего союза были избиты; десятки семейств в испуге покинули свои дома. Не меньше десяти членов нашего союза убито.