Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами

Тэлботт Строуб

С одобрения шефа КГБ Крючкова и премьер-министра Павлова Горбачев поручил Примакову и Шеварднадзе составить предложения, способствующие поиску политического решения, и сказал, что эти предложения должны быть представлены Бушу, Миттерану, Асаду, президенту Египта Хосни Мубараку и королю Саудовской Аравии Фахду. Затем Примаков должен обсудить их с Саддамом в Багдаде.

Шеварднадзе был взбешен тем, что Горбачев отдает Примакову часть портфеля, по праву принадлежавшего министру иностранных дел, однако, подавив свою гордость, не стал спорить. Как ни тяжело было Шеварднадзе терпеть вмешательство Примакова, он полагал,

что будет хуже, если он устранится и таким образом подпустит своего соперника вплотную к Горбачеву, предоставив ему полную свободу в осуществлении своего коварного замысла.

В понедельник, 8 октября в Кремле Примаков сказал Горбачеву, что нашел способ не «поощрять» агрессию Саддама, но помочь ему «сохранить лицо»: надо убедить иракского диктатора в том, что, если он уйдет из Кувейта, «начнется процесс, направленный на урегулирование арабо-израильского конфликта». Это, продолжал он, приведет к созданию «системы стратегической безопасности в этом регионе», о которой говорил Бейкер. Одновременно будут рассмотрены давние экономические и территориальные претензии Саддама:

— Он будет заранее знать, что переговоры с руководством Кувейта будут организованы в рамках арабского мира.

Фраза «в рамках арабского мира» — Примаков в этом не сомневался — порадует слух Саддама: она означала, что Соединенные Штаты и другие партнеры западной коалиции будут находиться на порядочном расстоянии, в то время как Саддам будет иметь дело главным образом с арабскими государствами, большинство из которых слабее Ирака, и, следовательно, их легче запугать.

Горбачев поручил Примакову обсудить этот план — при всей его расплывчатости и однобокости — с западными руководителями, а затем и с Саддамом. Но выдвинул жесткое условие: ни при каких обстоятельствах Примаков не должен дать Соединенным Штатам повод думать, будто Советы пытаются увильнуть от обязательств, данных Горбачевым Бушу в Хельсинки.

В понедельник, 15 октября, на сессии Верховного Совета члены вновь образованной фракции «Союз» бичевали Шеварднадзе за утрату Восточной Европы и ослабление советского военного могущества. Они вменяли ему в вину то, что в Нью-Йорке Шеварднадзе высказался в пользу возможности советского участия в войне против Саддама. Если советские войска, предостерегали они, будут посланы в Персидский залив, то среди пятидесяти миллионов советских мусульман поднимется волна гневного протеста против Кремля.

Чтобы отразить эти нападки, Шеварднадзе обещал согласовать вопрос с парламентом:

— Сейчас не 1979 год, год великой трагедии, когда было принято решение ввести советские войска в Афганистан. На любое использование Советской Армии за пределами нашей страны требуется согласие Верховного Совета.

Во вторник, 16 октября, Дик Чейни прибыл в Москву в качестве гостя министра обороны Язова. Министр обороны США принимал Язова в Вашингтоне год назад, и сейчас был ответный визит. Взаимоотношения между двумя министрами были корректными, но далеко не теплыми — их не объединяли ни взаимная симпатия, ни чувство сопричастности общему делу, подобно Бейкеру и Шеварднадзе.

Отчасти взаимная настороженность между ними была обусловлена родом их деятельности. Будучи министром обороны, Чейни считал себя ответственным за сохранение военной готовности Америки на таком уровне, который позволил бы Соединенным Штатам быстро возобновить

выполнение задачи сдерживания агрессии Советов, если в результате борьбы за власть в СССР верх одержат сторонники жесткой линии. Чейни твердо верил в истинность девиза своего друга Скоукрофта — «суди о своем враге не по его намерениям, а по его возможностям», — и был убежден, что военные возможности Советов по-прежнему весьма внушительны.

Язов же считал своим долгом не допустить возложения советского военного могущества на жертвенный алтарь перестройки. Он не скрывал своего недовольства политическим курсом Кремля. По его мнению, из дружбы Горбачева с Бушем и Шеварднадзе с Бейкером не вышло ничего хорошего, а потому он не испытывал желания завязывать подобные отношения со своим американским коллегой.

В кулуарах Чейни говорил:

— Язову не хватает теплоты и приветливости.

Язов и его коллеги устроили ужин в честь Чейни на даче Министерства обороны под Москвой. Когда Чейни, произнося тост, одобрил присуждение Горбачеву Нобелевской премии мира за 1990 год, в комнате воцарилось молчание. Позднее Чейни вспоминал: «У меня было такое чувство, словно я сделал что-то непристойное на глазах у всех присутствующих. Ни премия Горбачева, ни сам Горбачев не вызывали у них никакого энтузиазма!»

Чейни показали завод, выпускавший «МиГ», находившийся в процессе конверсии — перехода к производству в «мирных целях». Одним из видов новой продукции, сходившей с конвейера, была советская версия электрического кухонного комбайна.

— Он был шести футов высотой, — вспоминал Чейни, — и совершенно не годился для московских квартир.

Как и многим другим понятиям в словаре перестройки, понятию конверсия еще предстояло обрести свое место в советской экономике.

В Кремле Чейни встретился с Горбачевым, который был «агрессивен, как обычно», но у Чейни сложилось впечатление, что «ему приходится нести еще более тяжкий груз, чем раньше». Горбачев осудил Буша за то, что тот применил в Персидском заливе флот США:

— Президент сам когда-то служил на флоте. Все члены американского правительства помешаны на флоте.

Тем не менее он распорядился, чтобы советские военные чиновники проинформировали Чейни и его делегацию обо «всем, чем располагает иракская армия».

В начале ноября Буш все еще надеялся, что экономические санкции и угроза военных действий вынудят Саддама уйти из Кувейта. Однако Скоукрофт, Чейни и Пауэлл убедили его быть готовым к обратному и удвоить численность войск США в Саудовской Аравии, чтобы обеспечить успех удара по Ираку.

Буш и Бейкер считали: резолюция № 665 и статья 51 Устава ООН дают им право на ведение военных действий в случае необходимости. Однако их тревожил нараставший протест американцев против возможной войны — как со стороны конгресса, так и со стороны общественности.

А потому они решили попытаться провести новую резолюцию ООН, где было бы четко сформулировано право применить силу для приведения в исполнение десяти предыдущих резолюций. В ноябре Соединенные Штаты являлись очередным председателем Совета Безопасности, поэтому Буш и Бейкер надеялись, что сумеют протолкнуть резолюцию до конца месяца, тем более что в декабре очередность председательствования переходила к Йемену, радикальному арабскому государству, связанному с Ираком дружескими узами.