Измена в новогоднюю ночь

Янова Екатерина

– Что такое, – отстраняется от меня, рассматривает с непониманием.

Замечает трезвонящий телефон. Взгляд его тут же меняется, мрачнеет.

– Это он? – бросает агрессивно. – Мудак твой?

Я не отвечаю, но, думаю, и так всё понятно.

– И? – с претензией.

– Я… прости…, – бормочу что-то несвязное, пытаясь прикрыть грудь и одёрнуть задравшуюся юбку.

Боже, это всё ужасно. И мне становится так стыдно. И этот звонок Игоря, как будто он всё видел.

Да, я помню, что он мне изменил,

но чем я теперь лучше? Как я могла позволить чужому мужчине… делать со мной всё это.

Сжимаюсь, на глаза наворачиваются злые стыдливые слёзы.

Ловлю разъярённый взгляд Гордея.

– Ещё скажи, что этого не хотела, – усмехается ядовито.

– Прости…те, – нервно сглатываю.

– О, мы снова на “вы”? – зло.

Я только нервно сглатываю и сокрушённо опускаю глаза.

Гордей сердито поджимает губы, и мне становится вдруг страшно. Кажется, он сейчас ударит меня…

Он издаёт гневный рык, кулак яростно врезается в диван. Я подскакиваю на месте зажмурившись.

А когда открываю глаза, Гордея в комнате уже нет…

Глава 9.

Взлетаю на второй этаж совершенно невменяемым. Такого жёсткого облома в моей жизни ещё не случалось…

Вот это меня бортанула красавица.

А-а-а! – хочется проораться мне.

Смотрю с отчаянием на свой готовый разорваться на ошмётки пах.

– Садистка! Маленькая жадная змеюка, – ругаюсь тихо, глотая ещё пару эпитетов покрепче.

Иду на балкон. От каждого шага больно. И куда мне теперь с этим колом? Уверен, сейчас даже самообслуживание не спасёт.

Открываю настежь балконную дверь, выхожу на мороз. Здесь завывает ветер, в лицо бьёт ворох ледяных снежинок. Но это ни хрена не охлаждает пыл!

Сгребаю с перил полные пригоршни снега, размазываю по лицу.

Замираю от обжигающего кожу холода, но…

Че-е-ерт!

Мне бы сейчас такую же пригоршню в штаны! И она бы там вскипела, сто пудов!

А-а-а!

Закрываю ладонями лицо, и… в нос забивается непередаваемый запах этой жадной, невыносимой рыжей кошки.

Её возбуждение осталось на моих пальцах… И она ещё хочет сказать, что не хотела?

Маленькая врушка! Текла на мои пальцы, стонала, а теперь… Р-р-р!

Дышу глубоко морозным воздухом, чувствую, как леденеет перегретая от наших игрищ спина.

В ушах ещё стоят её сладкие стоны, на губах остался вкус её губ. О, и эти охренительные троечки, которые так чётко и бесподобно легли в мои жадные руки.

А соски у неё, как я предполагал, розовые. М-м-м! Хочу! Хочу вернуться, нагнуть её уже не нежничая, и вые…, ладно, вылюбить до донышка!

Чтобы стонала до хрипов!

Очень громкая, несдержанная девочка! Как же этот Игорь упустил такую?

Но…

Холодным душем приходит воспоминание, как девочка соскочила в последний момент,

когда это урод так неожиданно всплыл между нами. Теперь я его ненавижу ещё больше. Мерзкое чмо! Но ранит больше всего не это, а то, что девочка, похоже, ещё не перегорела этим мурлом.

Вспоминаю, как резко она сжалась, и взгляды эти стыдливые! Очень вовремя она вспомнила про стыд!

Это пиздец как нечестно! – хочется заорать мне на весь дом и снова всадить куда-нибудь кулак. А лучше не кулак, а всё же член! В её маленькую, тугую дырочку! И трахать, трахать, трахать…

А потом отлупить по спелой упругой заднице! И снова оттрахать!

Чтобы навсегда запомнила, что нельзя заводить до искр взрослых дяденек, а потом соскакивать в самый последний момент!

Не хотела она! Ага! Сначала мы ротик свой раскрываем, и ножки разводим, заманивая в свою слишком мокрую горячую пещерку, и грудь позволяем выгулять, а потом…

Курить хочу! Но… Сигареты остались внизу, а спускаться туда мне нельзя! Иначе эта маленькая садистка всё же получит сполна того, о чём выпрашивала своими стонами.

Зажмуриваюсь, ожидая, когда же спадёт хоть немного этот морок возбуждения. Так, Дымов, всё! Не думай, не вспоминай. Вот, на снег смотри!

Но даже снежинки напоминают о её нежной коже… И вот эти холмики наметённого снега на перилах, они же как её охуительная троечка…

И меня снова кроет, как пацана, подбрасывая всё выше.

Это проклятое наваждение!

Не выдерживаю, дёргаю молнию на джинсах, выпуская на волю дико ноющий член.

Смотрю на него с жалостью.

– Охладись немного, дружок, – стискиваю зубы от неприятных ощущений, глядя, как слегка покачивается всё ещё готовый на подвиги орган. – Всё, можешь падать. Отморозила нас с тобой Снегурка и отправила в нокаут.

Хватаю широко раскрытым ртом морозный воздух, рук уже не чувствую, тело тоже леденеет.

А вот и член, наконец, сдаётся, смиренно опадая. Так, надо в комнату валить, не хватало ещё яйца отморозить из-за этой заразы!

Завтра поговорю с этой врушкой, и я ещё отыграюсь! И в следующий раз ты меня обломать не успеешь! Сама попросишь, зуб даю!

Сначала мы сравняем счёт оргазмов, а только потом ты получишь своё удовольствие!

Постонешь ты у меня ещё, паразитка!

***

Просыпаюсь с трудом. Первая мысль: зачем я опять напился?

Стоп. Так я же не пил почти. Отчего тогда раскалывается голова и во рту так сухо?

Сглатываю, и со стоном опадаю назад на подушки. В горле огонь.

Яйца не отморозил, а вот гланды не выдержали. Всегда были моим слабым местом.

Лежу некоторое время, восстанавливая в памяти вчерашний вечер. Да уж, отлично погуляли. Прислушиваюсь. В доме тихо. Чёрт, а если девчонка сбежала? Могло у неё хватить ума двинуть куда-нибудь?