Измена всему виной
Шрифт:
Наконец, гонка закончена и хотя бы до утра можно забыть о том, в какую воронку я угодила. Почти сразу отключаюсь, но во сне мне чудится, что по моему бедру поднимается рука. Горячая ладонь поглаживает мою пятую точку, тянется выше, пробирается под толстовку, чтобы потрогать животик и…
– Марианна… – звучит над ухом низкий рык.
– А-а-а-а-а-а!!! – ничего внятнее ответить не могу, пока вскакиваю с постели. Хватаю со стола первый
В ответ сквозь мою сирену, слышится только отборный мат и глухой звук падения. А потом меня ослепляет яркий свет. Жмурюсь и пытаюсь разглядеть, кто же так похабно меня облапал.
– Вы что делаете в моем доме?! – кричу, угрожая… кабачком.
– Я сплю. В своем доме. Может, разберемся кто ты? – совершенно спокойно отвечает мужчина в одних боксерах. Тоже с кабачком.
Что. Здесь. Происходит?!
Глава 3
Обладатель хммм… кабачка, совершенно в себе уверен. Стоит, уперев руки в бока, и сверлит меня злым взглядом. Даже не пытается прикрыть свою наготу, а я тут краснею, между прочим!
Начинаю привыкать к свету, и, отрываясь от кубиков пресса, оглядываюсь. И не узнаю комнату. Паника, только отпустившая цепкие пальцы с моего горла, возвращается с новой силой. Неужели я влезла в чужой дом?! Планировка похожа, но другие обои, занавески, кровать… Нет бабулиной швейной машины, да и комод подозрительно похож на Икеевский, а не советский.
Мне всегда нравилась “Ирония судьбы”, но я никогда не думала, что окажусь в роли Жени Лукашина. И лучше бы меня поливали из чайника, чем вот так нагло облапали. Пусть и такой красавчик. Он сложил руки на груди, и мой взгляд так и липнет к его предплечьям, увитым венками, запястьям, длинным пальцам… Ах, если бы я рисовала, то он был бы идеальной моделью. Или натурщицей? Натурщиком? Как правильно-то…
– Пьяная, что ли? – нахмурившись, спрашивает мужчина. А меня просто покачивает от усталости после дороги.
То самое противное ощущение, когда уже приехал, но телу кажется, что нет. Все еще шатает, как в дороге, а в голове навязчиво звучит ту-дух-дух-дух. Но это рассказывать наглецу я не стану. Незачем. Вообще, чем меньше обо мне запомнит, тем лучше. Для него. Особенно если меня найдут… Ох, не время об этом думать.
Пропускаю грубость мимо ушей, так как сама виновата. Вломилась на чужую территорию, не даю отдыхать… Торжественно возвращаю кабачок, набрасываю капюшон и молча ухожу, перебирая в голове вопросы: как можно быть такой невнимательной и неужели у всей деревни ключи хранятся в одном и том же месте.
А еще очень жаль себя. Сейчас придется в полной темноте ориентироваться на местности, искать свой дом, снова идти… Ноги болят невыносимо, но, сцепив зубы, разворачиваюсь к выходу. У двери, спотыкаясь, чуть не падаю. Успеваю схватиться за косяк.
Вот
– Эй! С тобой в порядке? – все тот же равнодушный и злой голос. Зачем он спрашивает, если ему все равно?
– Все чудесно! Великолепно просто! – рявкаю, оборачиваясь и снова скидываю капюшон. Я дома! – Вот это я! – показываю самую верхнюю мерку на косяке. Она сейчас мне примерно по плечо.
– Здесь написано: “Вася, тринадцать лет”. Ты “Вася”? – смеясь, подходит слишком близко. Так, что опаляет жаром своего тела. Приходится отшатнуться.
– Ва-си-ли-са! – произношу по слогам, чтобы точно дошло. Он выше меня на две головы. Возможно, на его высоте и правда позже доходит…
Мама звала меня Василёчек. Рассказывала, что, когда я родилась, глаза были настолько синие, что она просто не могла дать мне другое имя. Но на дощечке шириной в пять сантиметров влезало только мальчишеское. В то время как я была маминым любимым цветочком. Только если не начинала шкодить. Тогда я превращалась в хитрую лису. Слезы жгут воспоминаниями, но сейчас совсем не время. И не перед этим… Как его зовут-то? Неважно.
– А теперь все-таки потрудитесь объяснить, какого черта вы делаете в моем доме. Куда пропали вещи и кто вам вообще позволил делать здесь ремонт?! И прикройтесь, бога ради!
– То, что ты "Василиса" и не придумала эту историю на ходу, увидев имя, нужно еще проверить. – нависая надомной все еще не собирается одеваться. А я сжимаюсь в комочек. Он все еще огромный и сильный мужчина.
– Вот здесь, – показываю на стену рядом. – Были фотообои. Пожелтевшая березовая роща. А из-за деревьев выглядывали Муми-тролли. Их мама рисовала, когда мне было пять, – показываю метку на косяке и глазастое пятно в виде Стинки рядом с ней. – Нужны еще документы? – держусь на концентрированной злости, не пускаю остальные чувства, чтобы не разреветься. Наглец ерошит рукой волосы, вздыхает, но отвечает.
– Дом этот я арендую и честно за него плачу. Ремонт мне разрешила сделать хозяйка. Теперь, когда я ответил на все вопросы, покинь помещение, – устало выдыхает.
– К-какая хозяйка? – голос пропадает от испуга.
Мама не могла никому сдать этот дом и, тем более продать. Мы сюда перестали ездить, как только она встретила отчима. Он и не знал об этом месте. Но мама всегда говорила, что у меня есть свой кусочек моря.
– Мария Михайловна. Из дома напротив. Не знаю, зачем это тебе рассказываю, но будь любезна уже попасть в проем и на выход, – указывает рукой на дверь.
– Тетя Маша? Вот же… Предпринимательница! – с нахалом я пообщаюсь немного позже, сейчас нужно выяснить, как он вообще здесь появился у зачинщицы этого безобразия! Решительно направляюсь к выходу, теперь уже сама.
– Куда ты идешь? Будить пожилого человека в три часа ночи? – летит мне в спину.
– Мне нужно освободить собственный дом от нелегала и где-то ночевать. Конечно, пойду!
Калитка у тети Маши бессменно закрыта на обычный крючок. Подхватываю тоненькую палочку с земли и просовывая в щель, с легкостью открываю.