Измена. (не) Любимая жена

Зорина Лада

— Ничего, кроме Игнатьевой?

Меня странным образом порадовало, что он не назвал эту дьяволицу по имени.

— Ах, ты об этом…

От моих слов, наверное, за версту разило притворством, но я, как последняя идиотка, хваталась за любую, даже заведомо провальную возможность продемонстрировать, что ничем-то меня тот разговор на самом деле не зацепил. Подумаешь, любовница мужа высказала мне всё, что обо мне думала.

С кем не бывает…

— Лиля, мне правда хотелось бы знать.

Если думаешь,

что к такому можно как-нибудь подготовиться, то не думай. Нельзя.

Я встретила его взгляд и бросилась в жуткий омут. Просто потому что бегать больше не было смысла. Устала я бегать.

— Она мне всё объяснила.

— Что именно?

— Всю… всю эту вашу ситуацию.

— Нашу ситуацию, — на лице Германа ни один мускул не дрогнул, но я видела, что он напряжённо ждёт моих пояснений.

— И напомнила мне моё место. Возможно, я даже должна быть ей благодарна за это.

— Лиля, — в голосе мужа просыпалась угроза, но сейчас я не взялась бы судить, на кого эта угроза направлена. — Что бы Игнатьева тебе ни напле…

— Она мне всё объяснила, Герман. Всё доходчиво объяснила, — мой взгляд начинал мутиться от слёз. — И ничего нового она по сути мне не сказала. Она подтвердила, что вы снова вместе.

Глава 53

— Подтвердила?.. — он пытался собрать воедино расползавшиеся мысли.

Игнатьева совершенно с катушек слетела?

И почему-то тут же подумалось: эта её выходка как-то связана с тем, что она внезапно куда-то пропала — без предупреждений, без объяснений.

— Лиля, что она могла подтвердить?

Она спрятала от него затуманившийся слезами взгляд, едва заметно пожала плечами.

— То, что я и без неё подозревала. Что ты решил к ней вернуться. Просто меня в известность ставить не стал.

И, должно быть, это наконец-то стало последней каплей. Её упрямая вера в то, что он смог бы вот так запросто ей изменить.

К чертям летели и гордость, и нежелание опускаться до оправданий, и страх показать свои уязвимости.

Герман схватил её за плечи, легонько встряхнул.

— А теперь послушай меня. Лиля! Смотри мне в глаза. И внимательно слушай.

И он с головой окунулся в саднящие воспоминания из того адского дня, когда всё окончательно пошло наперекосяк.

Лиля, вылетев из квартиры, неслась вниз. За нею мчался отправленный им вдогонку охранник, а он вернулся в спальню, только чтобы забрать оставленные здесь вещи и отправиться следом.

Марина нежилась в постели, будто ничего и не произошло.

— Предпочитаешь, чтобы я за волосы тебя отсюда выволок?

— Герман…

Он протянул к ней руку:

— Ключи.

Она притворилась обиженной:

— Слушай, ну откуда я могла знать, что твоя благоверная явится? Я всего-то… я

надеялась, ты будешь не против.

— Ключи, — повторил он, едва сдерживаясь от поступка, о котором потом пожалеет. На женщин он руку никогда не поднимал. Пока не поднимал.

Марина бросила строить из себя томную соблазнительницу. Теперь смотрела на него с вызовом.

— Герман, я не могла не попробовать, понимаешь? Ты знаешь, как я к тебе отношусь.

— Это меня не касается. Я давал тебе эти ключи, понадеявшись на твою порядочность. Зря.

— Ты несправедлив. Свои прямые обязанности я выполнила безукоризненно, — она указала подбородком на столик, где покоились рабочие документы. — Ты попросил меня срочно привезти тебе на дом документы. Я всё привезла.

Он смерил её взглядом:

— А забираться в мою постель я тебя тоже просил?

Марина на это ничего не ответила, но выгребла ключи откуда-то из-под подушки и швырнула ему, понимая, что желаемого уже не получит.

— Я должен был забрать оттуда важные документы. До офиса добираться было значительно дальше, чем до квартиры. К тому же по пробкам. Я отправил голосовое Марине, попросил её подготовиться к встрече. О документах она уже знала. В итоге встреча всё равно сорвалась. После твоего визита я, если помнишь, вернулся домой.

— Ты же… ты одевался…

— Переодевался. Так будет точнее. Лиля, вспомни. Шёл дождь. Начался за городом, а потом и в городе. Я по дороге выходил из авто. Зонт я с собой не прихватил. Вымок. Прежде чем ты вошла, я велел Марине одеться, сам отправился в гардеробную. А когда оттуда вышел, на пороге стояла ты. И я… растерялся.

Правда, слово «растерянность» очень слабо передавало его тогдашнее состояние. Да он едва не поседел, увидев жену на пороге. Но до признания того, что он откровенно запаниковал, ему ещё предстояло, наверное, дорасти.

И… это было странно. Чуждо и непривычно. Вот так раскладывать всё о полочкам, объяснять.

И признаваться.

Лиля застыла в его руках, видимо, пытаясь переварить всё только что услышанное. Но не протестовала, не вырывалась и не кричала, что не верит ни единому его слову. Уже одно это можно было считать победой.

— Господи… — пробормотала она наконец. — Почему ты сразу мне всё не рассказал? Почему молчал?

Он пытался сообразить, как признаться ей в том, что сделал это намеренно. Но не пришлось. Светлые глаза расширились, а губы округлились в беззвучном «О-о-о-о».

— Лиля…

— Ты ведь… ту ведь уже тогда меня подозревал. В отместку решил не объясняться. Хотел, чтобы я пострадала? Чтобы… чтобы мне было так же больно?

— Мне вообще ничего не пришлось бы тебе объяснять, если бы ты там не появилась. Я бы выгнал её из постели, забрал у неё ключи, и вопрос был бы исчерпан.