Измена. Проиграть любовь

Арунд Ольга

– Кир, давай не будем, – просит он и собирается сесть за руль, но я с силой захлопываю дверь прямо перед его носом.

– Не знаю, что ты себе вообразил, но эта поездка не значит ровным счётом ничего!

– Я в курсе, – Вадим скрещивает руки на груди.

– Раз так, тогда мы едем домой, а ты, – мой палец упирается в его грудь, – возвращаешься к друзьям.

– Закончила? – хмыкает он, перехватывает моё запястье и я оказываюсь прижата к его груди. – А теперь послушай меня, Кира. Тот, кого ты называешь своим мужем – не очень хороший человек

и нет никакой гарантии, что он не ждёт вас сейчас у подъезда. Поэтому я еду с вами. А с парнями я и так часто вижусь.

– Самсонов не маньяк, чтобы подстерегать меня у дверей, – в моём голосе уверенность, которой я не ощущаю. Больше нет.

– Он – униженный мужчина, который уже не видит грани между тем, что допустимо и что нет. Кир, это бессмысленный разговор, потому что я всё равно сделаю так, как считаю нужным.

– А не много ли ты на себя берёшь, сосед Вадим? – мой прищур его не впечатляет.

– В самый раз, – выражение его глаз на мгновение меняется и этого хватает, чтобы я высвободилась и открыла дверь своей машины.

– Похоже, что это наша последняя встреча, майор Урманов.

Глава 27

Вадим не просто сопровождает нас до дома, он поднимается с нами в лифте и острым взглядом смотрит на нашу дверь.

– Ни врагов, ни взрывчатки?

Он перегибает палку, но вряд ли беспокоится по этому поводу, а я злюсь. Раздражаюсь от каждой мелочи, начиная с его, уверенного в своей правоте, вида и заканчивая дверью его квартиры.

– По-твоему это смешно?

То, что он заломил руку Кириллу не значит, что теперь Вадим в ответе за нас с Сашкой. Только как донести это в ударенный героизмом мозг? У кого-то явная профдеформация.

– По-моему мы должны были попрощаться ещё на аэродроме! Оружие при тебе? – вообще, издевательский тон нельзя назвать справедливым, но остановиться я не могу. – Квартиру осматривать будешь?

– Буду, – от него я меньше всего ожидаю услышать демонстративно язвительный ответ.

Открыв дверь, я молча пропускаю его первым, и Вадим безошибочно угадывает нужное направление. Когда я прохожу следом, он уже аккуратно укладывает спящего Сашку в кровать. Сын вырубился стоило нам выехать с территории аэродрома и сейчас видел уже не первый сон. Тяжёлый же, ага! Даже опека Хоффмана не раздражала меня так сильно.

– Спасибо, – неблагодарной я не была никогда, – и за поездку тоже.

– Кира, можно с тобой поговорить? – в тёмной комнате вряд ли можно рассмотреть моё скривившееся лицо.

– Идём на кухню.

Я опираюсь о подоконник, а Вадим застывает в дверях. Станет меня учить?

– У тебя всё нормально?

– В каком смысле? – он начинает слишком уж издалека и я не собираюсь ему помогать.

– Ты разводишься, – Вадим не спрашивает.

– Развожусь, – нет никакого смысла это утаивать.

– Он поднимал на вас руку? – вопросы по-военному лаконичны.

– Совсем рехнулся?! – в ответ

на моё возмущение он в три шага преодолевает расстояние между нами.

– Ты же понимаешь, что покрывать таких… людей – преступление?

– Пробуешь на мне свои спецназовские штучки? – я с усмешкой отстраняюсь. – Самсонов не бил ни меня, ни Сашку. Никогда. Что бы ты себе не придумал.

– Не поверишь, но начать никогда не поздно! – он выбивается из маски профессионального психолога. – Особенно, за шаг до того, как выпустить жертву из рук.

– Хорошо, – я скрещиваю руки на груди, – предположим, что у Самсонова окончательно поехала крыша и он решил меня избить, – от одного предположения из груди вырывается издевательский смешок. – Будешь караулить нас день и ночь? Правда, считаешь, что я беззащитна и не смогу постоять за себя? Совсем недавно, на этой самой кухне, я уже разбила нос одному шутнику и способна повторить это ещё не раз.

– Самоуверенность это не всегда хорошо, Кир. Особенно, когда противник вдвое здоровее тебя. Ты – замечательная девушка и меньше всего мне хочется, чтобы у тебя возникли подобного рода проблемы. А они уже возникли, Кир!

Когда меня последний раз называли замечательной? Да, в общем-то, никогда. Или настолько давно, что я не помню. И что-то мне подсказывает, что убедить его я смогу лишь одним способом…

– И что ты предлагаешь? – я отталкиваюсь от подоконника и поднимаю на Вадима испуганный взгляд широко открытых глаз. Он чувствует фальш, пока ещё чувствует. – Я – одна, у меня сын и нет права пугать его картинами, где его отец принуждает его мать. У папы – сердце и мне не на кого надеяться, кроме самой себя!

– Я могу помочь, – уверяет Вадим.

– Чем? – почти шёпотом, а блеск моих глаз в полумраке похож на непролитые слёзы. Мои руки ложатся на его грудь, зацепляя ногтями футболку. – Кирилл – сильнее, в его руках деньги и связи, а я всего лишь красивая картинка при богатом муже!

– Кира, – Вадим берёт меня за плечи, – всё наладится, нужно только не отказываться от помощи.

– Я – сама себе помощь.

Только что он был героем, утешающим деву в беде. Только последнее моё заявление – с отчётливым привкусом самоуверенности и откровенной насмешки. И я касаюсь его ушей, якобы оглушая. Следующий удар – рёбрами ладоней в основании шеи, исключительно схематично. И завершающий – коленом в пах, или в живот, а потом добивающий локтем по затылку.

Муж-бизнесмен. Одногруппник. Сосед-майор. Да какая разница кто, если абсолютно все мужики расслабляются, увидев демонстрируемую им слабость? Особенно в исполнении хрупкой красивой женщины. Инстинкты они такие – жестокие и беспощадные.

– Ты… – а голос-то с хрипотцой. Впечатлила демонстрация? – Наглядно.

– Буду считать это комплиментом, – я обхожу Вадима и в отчаянной борьбе всё же выбираю чай вместо кофе. – Хочешь?

– Чая? – уточняет он и по скользнувшему по мне взгляду, не сложно догадаться, что я слегка переборщила.