Измена. Проиграть любовь

Арунд Ольга

Паники нет, истерики – также. Я просто жду, облегчая страдания сына лекарствами и водой, когда пройдёт кризис, в любой момент готовая вызвать скорую, если пойму, что не справляюсь. Так проходит ночь, от дня отличающаяся лишь тем, что Сашка спит, а я легко тормошу его только затем, чтобы не захлебнулся.

В обед приезжает Кирилл.

– Ты осознаешь, в каком я бешенстве? – бесстрастно интересуется он, сидя рядом с Сашкой и гладя его по голове. На его приезд сын реагирует слабой улыбкой и только.

–

Примерно.

Да, возможно, я должна была ему позвонить, но вчера об этом я думала меньше всего. Кофе просыпается мимо, когда я пытаюсь заварить себе очередную кружку – руки дрожат от недосыпа и пережитого. Пусть Сашка встаёт только в туалет, но ему лучше. Действительно лучше, учитывая, что содержимое его желудка я перестала видеть ещё часов с трёх ночи.

– Кира. – Ладонь перехватывают его пальцы, а спиной я чувствую тепло чужого тела. – Иди спать.

– Я не могу. – Отрицательно качаю головой, ощущая общую заторможенность собственных действий.

– Мне плевать, что ты надумала о нашем разводе, но Сашка – и мой сын тоже.

– Ты не сможешь…

– Что? Давать ему лекарства и поить водой через равные промежутки? – Кирилл осторожно касается моей щеки и одно то, что я это позволяю, доказывает, что мне и правда пора отдохнуть. – Кир, я справлюсь.

– Хорошо! – Я решаюсь, сбросив его руку. – Если вдруг что-то случится, сразу же буди!

– Разбужу, – обещает он.

Сашка спит, и я ложусь на кровать в папиной спальне – она ближе, но всё равно не могу уснуть. Слышу, как Кирилл садится на пол – по скрипу лаг, как легко будит Сашку и даёт ему попить, его длинный выдох… и открываю глаза, услышав голос сына.

Голова всё ещё как в тумане, но сумерки за окном недвусмысленно намекают на время.

Сашка сидит на диване, Кирилл – напротив него на стуле и показывает что-то на пальцах. Впервые за последние сутки на осунувшемся лице сына искренняя улыбка и на мгновение я прикрываю глаза, позволив волне облегчения прокатиться по всему телу.

– Мама, смотли, – Сашка замечает меня первым. – Фокус.

Он пытается показать, как одна рука откручивает большой палец другой и весело фырчит.

– Действительно, фокус.

Лоб не горячий, щёки с едва заметным розовым отливом, а глаза – живые, блестящие, наконец-то отражающие, что происходит вокруг.

– Хочу куфать, – просит Сашка.

– Пару часов назад он съел сухарь, – замечает Кирилл.

– И?

– И ничего, – хмыкает он, а я иду греть приготовленную на этот случай гречу.

Кирилл уезжает в середине ночи, убедившись, что Сашке лучше, а я не предлагаю ему остаться на ночь. Благодарность за помощь во мне есть, но всего остального – нет, и он понимает это по одному взгляду. А на следующее утро меня будит привычный скачок рядом.

– Мама!

– Саш? – Словно

и не было двух тревожных дней.

– Хочу кафу!

Какое же это счастье, когда ребёнок просто здоров и голоден! Пусть ещё слишком худой, пусть каша на воде, зато со сладким чаем и моим ощущение радости на грани с эйфорией. И по тому, как мы играем всё утро, я понимаю, что смогу всё же съездить в университет.

Папа приезжает к обеду и пустому куриному бульону с сухарями.

– Как Сашка?

– Слава богу, отпустило! – Мы сидим в гостиной и смотрим, как он играет с конструктором. – Пап, со всем этим я забыла тебе сказать, что мы переезжаем.

– Когда? – Вместо недовольства – лёгкая грусть.

– Пока не знаю, но точно не позже, чем через две недели.

– Ты нашла жильё? – Папа подаёт Сашке отлетевший кубик.

– Не совсем, – я чувствую себя некомфортно, говоря об этом, – Кирилл покупает для нас квартиру.

– Кирилл? – он хмурится. – Кира, а ты уверена в том, что это правильно?

– Если честно, не очень, но у него получилось меня убедить.

– А тебе не пора ехать? – Я с тяжёлым вздохом поднимаю на него взгляд.

– Пора, но я не могу.

– Кир, всё будет нормально! Сашке лучше, вместо ужина погрызём сухари с чаем, а график приёма лекарств ты написала крупными печатными буквами! Читать я ещё не разучился.

– Хорошо! – Я встаю рывком и не оглядываюсь, пока не сажусь за руль.

До университета я доезжаю на одном упрямстве, ежесекундно проверяя телефон, а в уме представляя такие ужасы, каких не было даже вчера. Страшно сказать, до чего может додуматься воспалённое беспокойством материнское сознание!

Зачёт не составляет для меня трудности, и Фаина Ивановна останавливает меня на середине второго вопроса.

– Отлично, Самсонова, давайте зачётку.

– Спасибо. – Я протягиваю ей корочку.

– Если у вас всё так хорошо с историей, то в октябре теория социально-массовой коммуникации тоже не вызовет у вас трудностей.

– Я перевожусь в Федеральный, Фаина Ивановна, – она поднимает на меня внимательный взгляд.

– Из-за всей той гадости, что вокруг тебя развернулась? Мне казалось, что вы выше этого…

– Меня мало волнуют слухи, – Разумовская возвращает мне зачётку. – Спасибо!

– Насколько мне известно, Хоффман написал заявление на отчисление. После случившегося.

– Дело даже не в нём. – Хотя чего-то в этом роде я и ожидала. – Во мне, хотя я не думала, что всё это дойдёт и до преподавателей.

– Милая моя, – насмешливо тянет она, – вся это громадина – сплошной змеиный клубок! И не важно первокурсник ты или завкафедрой – темы для обсуждений у всех одни и те же.

– В любом случае, я уже всё решила. Всего вамхорошего, Фаина Ивановна.