Измена. Тайный наследник
Шрифт:
Я беру ее руки в свои и нагнетаю внутреннее тепло, чтобы передать ей.
— Так вам теплее? — спрашиваю я, заглядывая в ее прекрасные глаза.
– - Дружеское тепло -- это меньшее, что я могу предложить вам, Лилиана.
Глава 42
Она поднимает свои льдистые глаза и смотрит внимательно, словно заглядывая мне в самую душу. В этот момент я ощущаю как мой огонь встречается с прохладным ледяным озером. Вновь это чувство, что я недооцениваю эту
Я должен проломить эту стену, должен ради империи, ради Анны, ради нашего общего будущего. Должен, чего бы мне это ни стоило.
Я осторожно подбираю следующие слова, чтобы ни в коем случае не спугнуть ее и не оскорбить. Нужно быть очень. очень осторожным.
— Я могу представить, как тяжело вам одной, каждое утро встречать рассвет, каждый вечер ложиться в холодную постель. Я знаю это хорошо, потому что моей жены нет рядом. Конечно, меня утешает мысль, что ]анна жива, я чувствую ее, но вашу боль я ощущаю не меньше. Вашу боль я ощущаю, как свою, и все, чего бы мне хотелось, разделить ваш груз, принять часть ваших забот на себя, согреть вас, дать вам отдых, ради того добра, что император всегда дарил мне и моему роду. Просто позвольте мне быть рядом, помогать вам.
По ее взгляду я вижу, что она готова довериться мне, или по крайней мере ей очень хочется положиться на меня, довериться, сделать шаг навстречу
С волнением я слежу за ее губами, когда она начинает говорить.
— Ваши слова звучат так сладко, и мне хочется верить в вашу искренность, но сейчас время соли, — говорит Лилиана и высвобождает руки. — Что-то подсказывает мне, что вы желаете только власти и только власть вас беспокоит. Вам нет дела до памяти о моем муже.
— Вы думаете, что все знаете? — спрашиваю я, стараясь сдерживаться и не говорить всего, что у меня есть сказать ей теперь. — Разве плохо хотеть безопасности своим близким? Разве плохо хотеть мира для империи? Разве плохо хотеть занять то самое место, которое твое по праву? Разве плохо пытаться поддержать свою императрицу в черный час?
Мои слова смущают ее и она отворачивается.
— Уходите, пожалуйста.
— Послушайте же, Лилиана. То, что я скажу сейчас куда важнее всего остального. Я тщеславен, я горд и я не скрываю чего хочу. Вы можете смотреть на меня с презрением, пытаться сжигать своим равнодушием, обвинять в чем угодно, но вы никогда не сможете сказать. что я не честен с теми, кто мне дорог, и никто не сможет сказать этого. Я знаю чего стоит ложь и использую ее только в крайних случаях. Вы же отвергаете единственную искреннюю руку помощи, что тянет вам друг.
— Друг? Разве друзья ведут себя так, как это делаете вы? Я вижу, как вы смотрите на меня, вижу, как изучаете, вижу, что в ваших мыслях далеко не дружеские намерения. Рядом с вами я чувствую… Будто вы хотите наброситься на меня, растерзать, покорить, сделать своей!
Ее глаза, наконец, загораются, вспыхивают, подобно двум ослепительным искрам, оставаясь все такими же льдисто серыми.
Да, если я могу разжечь эти глаза, значит я смогу и больше.
— А вы не хотите этого? —
Я сохраняю невозмутимость на лице, внимательно наблюдая за бурей эмоций, что испытывает Лилиана. Еще немного и она скажет правду, скажет, что чувствует на самом деле. Я с предвкушением безмолвно ожидаю, когда она начнет говорить, не выдержав моего взгляда.
Но в следующее мгновение, вопреки моим ожиданиям, она расслабляется, перестает держаться за стол и стирает с лица все эмоции. Ледяная стена возвращается на место, почти не тронутая.
— Знаете о чем я жалею, князь? — спрашивает она.
— О чем же?
— Жалею, что ваша жена не видит вас в эту минуту. Как бы ей понравились ваши двусмысленные намеки в сторону другой женщины?
Проклятье. А ведь почти получилось. Но я где-то промахнулся. Сказал что-то не то. А победа была так близка!
— Моя жена знает, что я люблю ее больше жизни, — спокойно говорю я, — она знает, что я сделаю все, ради нее и ради империи. Будь она сейчас здесь, она бы предложила вам свою дружбу и поддержку, точно так же, как и я. Можете не сомневаться, Лилиана. Если вам показалось, что я позволил себе лишнего, смею вас убедить, что не имел ввиду ничего предосудительного.
Я добавляю в голос стали и строгости, держа в голове, что передо мной все-таки, хоть и умная, но все же молодая девушка, манипулировать чувствами которой, зная подход, не так-то тяжело. Но между тем, я не хочу манипулировать. Что-то внутри как будто заставляет меня быть с нею искренним. Странное чувство, абсурдное, бессмысленное, но назойливое и неотступное.
В голове мелькает странная, совершенно дикая мысль, я пытаюсь отогнать ее, но, с каждым мгновением мне кажется, что это неизбежно.
С ней нельзя быть неискренним. Она раскусит любую ложь, это было понятно сразу.
Если я хочу, чтобы она была на моей стороне, есть только один путь…
Сказать ей?
Будь что будет…
— Хотите правду, Лилиана? — спрашиваю я совершенно другим голосом. — Никто не знает об этом, и я скажу вам, потому что верю, вы не выдадите меня. А если вдруг я ошибаюсь, в любом случае мне конец. Если мы с вами не объединимся, Салемс захватит власть и в тот же день мне вырвут крылья, как отступнику.
Что по моему мнению сделают с Лилианой, я не говорю вслух, но от одной мысли об этом меня бросает в яростную дрожь.
— О чем вы, Князь?
Я нагибаюсь, чтобы прошептать императрице в самое ухо слова, которые могут уничтожить меня и погрузить империю в хаос на долгие годы.
— Моя жена не беременна, и никогда не была.
Глава 43
Просыпаюсь я на следующее утро от страшного грохота.
Первым делом, тут же раскидываю сеть внутреннего зрения. Теперь этот процесс кажется мне таким же естественным, как дыхание, особенно, после вчерашней ночи, которая словно бы расширила мои возможности в несколько раз.