Измена. Во власти лжи
Шрифт:
Я заскулила, постаралась свернуться в комок.
В этот момент запищали приборы, мне руку придавили к кушетке, я тяжело задышала.
— Онс не успокаивается, надо вколоть успокоительное, — тут же нашлась медсестра, и в этот момент наш акушер заметил
— Ничего не колим, ничего не колим… Есения… Есения. Малыш уже подходит. Нам надо только помочь ему. Давайте, я знаю, вы сможете. Вы сможете…
А я ничего не знала. Мне казалось, что я вообще не контролировала эту ситуацию никак.
Появилась
— Есения все хорошо, все идёт по плану, — ещё раз повторил наш врач. Я только зажмурила глаза от страха. — Есения, давайте, давайте мы потужимся. Прошу вас, не надо доводить ситуацию до патовой. Давайте мы подружимся. Вы же умеете это…
Я стиснула зубы от боли.
Тужиться то не получалось.
Я старалась изо всех сил.
— Есения, чем дольше все происходит, тем больше давление на малыша оказывается, Есения надо постараться, — хрипло говорил акушер.
Я ощущала себя настолько беспомощной, что не находила в себе силы для того, чтобы все-таки родить.
— Есения я вас прошу, кесарево делать поздно…
— Еся… — над головой прозвучал голос Рустама. — Еся. Я знаю, тебе очень страшно. Я знаю, тебе очень больно, такую боль никто не может выдержать. Но чем быстрее это закончится, тем лучше будет и для тебя, и для малыша. Еся, пожалуйста, я тебя умоляю. Давай вместе с доктором вдохнём поглубже, вдохнём? Ты же у меня сильная. Ты же и в горы с Тимом ходила, и заплывы эти ваши устраивала. Ты же очень сильная. Давай поглубже. Пожалуйста, родная моя, я тебя умоляю поглубже.
Я хватанула воздух губами и поняла, что у меня в горле он застрял. Ладонь соскользнула мне по плечу, а потом Рус перехватил мою кисть.
— Ну же, давай, давай, родная, пожалуйста, я тебя умоляю, давай.
Очередная схватка и следом за ней голос акушера:
— Есения тужимся, тужимся.
Я действительно старалась из последних сил.
Я пыталась тужиться.
Мне казалось, я это делала правильно, но минута за минутой и голос врача все чаще повторял:
— Есенина тужимся, тужимся.
Я не знала, почему ничего не происходит.
Я тужилась.
— Еся девочка моя, моя хорошая девочка, пожалуйста, давай ещё разок, я тебя умоляю.
У меня все тело было сковано от боли, ко лбу прилипли волосы. Я даже вздохнуть не могла полной грудью.
— Еся, пожалуйста…
И схватка была такой болючей, как будто бы мне спицу острую в поясницу воткнули, провернули и вытащили её с другой стороны.
Я закричала, запрокинула голову. Ладонь Рустама, которая как раз была возле лица, как-то неудачно прошлась мне по губам.
Я со всей силы, со злости сцепила зубы на руке мужа и сквозь сцепленные зубы я зарычала.
— Да, да, да, Есения вы молодец,
Мне было так больно, мне было так зло, что я снова запрокинула голову, не выпуская руку Рустама изо рта.
Я смыкала так сильно глаза, что звёздочки блестели под ними.
— Есения молодец, все, все, все Есения, — прохрипел акушер.
В следующий момент детский плач на всю палату прозвенел.
Я распахнула глаза, разжала зубы, ощутила на губах привкус крови.
— Вот смотрите, все хорошо.
Акушерка медленно обходила кушетку, а в следующий момент, когда я была готова приподняться и взглянуть на своего малыша, она протянула:
— Папочка, берите, берите сына…
Мне даже не дали на него посмотреть.
Мне не дали посмотреть на моего ребёнка…
Глава 38
Голос Рустама прозвенел опять над головой.
— Давайте на грудь, на грудь, я ещё успею надержаться.
— Ох, какие папаши нынче пошли, — укоризненно произнесла медсестра, и у меня почти сердце остановилось от того, что он не будет прямо сейчас забирать ребёнка. Он не будет моего малыша забирать прямо сейчас.
Сквозь силу я приоткрыла глаза, стараясь поймать взглядом своего малыша, но в этот момент голос оборвал весь всю сказку.
— Антонина Васильевна, быстро, кровотечение.
Я попыталась приподняться на локте, но в этот момент медсестра качнулась в сторону, обошла, малыш закряхтел ещё сильнее, я заскулила.
Датчик какой-то противный, запищал прямо над ухом, в голове все стало мешаться.
Мой малыш, его забрали, забрали…
— Что происходит? — голос Рустама был напряжён, холоден, ровен.
— Кровотечение, разрыв, — короткими фразами выдавал врач.
Я только сглатывала, я так хотела увидеть своего малыша, я так хотела поддержать его на руках, посмотреть в его глазки.
Какие они у него: голубые? Наверное, голубые. У всех детей голубые глаза. У моего, наверное, тоже, только мне не дали посмотреть.
Звенели приборы.
А у меня не хватало сил даже сфокусировать зрение.
Я слышала где-то над головой голос Руса:
— Еся, Есь… открой глаза. Есения.
Я не могла открыть глаза. Зачем мне их открывать? Если у меня отобрали ребёнка, я его больше никогда не увижу.
Зачем мне было открывать глаза.
Для чего?
— Еся, Еся, открой глаза…
Во всем теле появилась такая слабость, а ещё лютое онемение в ногах.
Мне казалось, я вообще ниже талии ничего не чувствовала. Я только старалась прислушиваться, чтобы услышать ещё раз голосок малыша.