Измена. Вторая семья мужа

Багирова Александра

— Иными словами Зоря занималась стукачеством, — Рома не спрашивает, подводит итог.

— Что за слово! — морщит нос Игна Леонидовна. — Она просто пыталась остановить беспредел! Помогала преподавателям!

— Вы ведь преподаете у трудных подростков, и прекрасно знаете, как подобные выходки расцениваются в коллективе. Но вы не только не пресекли, но наоборот, способствовали этому. Это крайне некомпетентно с вашей стороны! — не выдерживаю уже я.

— Мы непременно сообщим вашему начальству, —

поддерживает меня Рома.

— Мне искренне жаль Зореньку. Вы даже не понимаете, что ломаете жизнь собственному ребенку! — женщина покрывается красными пятнами.

— Вы же в курсе, за какие поступки она оказалась в ваших стенах? — Рома спрашивает холодным тоном.

— Я в курсе, что она жертва обстоятельств. Зоренька была предельно откровенна со мной!

— Далее считаю наш разговор бесполезным. Мы с женой будем общаться с вашим начальством.

Мы возвращаемся в палату.

— Что же ты не рассказала, что за блага продавала девочек из отряда? — спрашивает Рома.

— Они были не правы! Я не могла молча смотреть на их выходки! — выкрикивает.

— А перед этим втерлась к ним в доверие.

— Нет, я пыталась с ними подружиться. Научиться выживать в том страшном месте!

— Так же как и в семье, для всех хорошая, но при любом удобном случае, готова продать нас всех! — не могу остановить слезы, голос дрожит.

Дочь не меняется и использует те же методы. Во мне все же теплилась надежда, что она образумится и все осознает, что не все еще потеряно. Но эта надежда тает на моих глазах.

— Только ты у нас такая правильная, мамочка. Поступаешь по совести. И папу простила. Пригрела блудного пса. А как там тетя Алена? Уже родила мне братика? Пап, вы как договорились, ты и дальше на две семьи будешь жить, только теперь открыто? Правильные вы мои, — в ее заплывших глазах полыхает что-то такое черное и страшное, что у меня ледяной пот струится по спине.

В этот момент я боюсь собственной дочери. И совершенно не знаю, чего от нее ожидать.

— Откуда в тебе столько яда? — восклицаю.

— В семье не без урода. Так считайте меня таковой, вы же все ангелы во плоти, — начинает дико хохотать, давится слюной, кашляет и продолжает хохот.

Кровь в жилах стынет. Руки опускаются.

— Зорь, ты не выйдешь, — чеканит Рома. — И из больницы сбежать не получится. Мы об этом позаботимся. Лечись. Выздоравливай.

— А как же разговор по душам? — смотрит на нас с издевкой.

— Не о чем говорить, — Рома берет меня под руку.

— Мне жаль, Зорь, — смотрю на дочь и снова становится страшно.

Уже когда мы переступаем порог, нам в спину прилетают ее слова:

— Я же когда-то выйду, — и смех, словно из самого ада.

Худшего кошмара наяву даже

сложно себе представить. Меня колотит как в лихорадке, зубы отбивают чечетку. Лицо Ромы бледное с зеленоватым оттенком. Он пытается сохранить спокойствие, но я чувствую его внутреннее напряжение.

— Поедем к руководству. Выясним все. Если что поменяем учреждение. Ее нельзя выпускать.

— Нельзя, — соглашаюсь.

А в ушах до сих пор адским эхом звучат ее слова.

Глава 96

Роман

Он отвез Диму к Алене, купил продуктов, собрал все необходимые вещи парня. Но все равно ощущал себя предателем. Но ведь он отвез сына к матери!

— Дима, если что звони, пиши мне! — наверное, в сотый раз повторил, прежде чем покинул ее дом.

Алена выглядела помятой, с черными кругами под глазами, жаловалась, что ребенок не спокойный. Роме было тяжело с ней разговаривать. Он бы с радостью вычеркнул эту женщину навсегда из своей жизни. Только их связывает Дима, и бросить парня он никогда не сможет.

Сколько радости было, когда Рома получил результаты теста. Огромная гора свалилась с его плеч. Он бы любил сына даже от Алены, но тогда бы ребенок был вечным напоминанием о его предательстве, о падении на самое дно.

Он изменял своей жене, врал и слишком многое скрывал. Рома сам себя не простил. Тогда он не видел другого выхода, слишком большой был страх за жену. Сейчас… скорее всего он все же поступил бы иначе. Только прошлого не исправить, ему придется жить, с тем, что он сотворил.

Признание тогда в офисе адвоката далось ему тяжело. Было невероятно сложно изливать душу перед Лерой. Он ощущал такой вселенский стыд, что если бы в тот миг под ним разверзлась земля, он был бы рад. Не может он говорить с ней о подобных вещах. Она свет, а своими откровениями он очерняет ее.

Лера сама пошла на контакт. Она старается понять. Но этот извечный сочувствующий взгляд, он добивает Рому. Такое ощущение, что она вогнала ему нож в грудную клетку и раз за разом его проворачивает. Не нужна ему жалость, он хочет видеть совсем другие эмоции в любимых глазах.

Но он упал, ходит по тонкой грани, при их общении продумывает каждое слово. Лишь бы не оступиться. Он не может позволить себе допустить еще одну ошибку.

Аришка — его отдушина. Дочурка славная и очень спокойная. Лера доверяет Роме их дочь, он проводит с малышкой максимальное количество свободного времени.

Зоря, наоборот, разочаровывает все больше. Рома слишком хорошо знал своего отца, чтобы понимать, что люди подобного сорта не меняются. А в старшей дочери он видит живое воплощение Вениамина.