Измена. Я лучше чем она
Шрифт:
– Давид, ты не понял, – добавляю металла в голос. – Я не спрашиваю. Ставлю перед фактом. Я выхожу на работу.
– Я понял. Спрашиваю. Куда?
Очень хочу ответить в рифму, но это значит совсем в детсад скатиться. Я взрослая женщина, которая пересмотрела шкалу ценностей и учится ценить себя. Хрен ему, а не провокация. Хотя…
– В клинику.
Не успеваю договорить, как наталкиваюсь на замороженный взгляд пылающего мужа. В глазах вспыхивает звенящая агрессия. Прежде чем хочу возразить, успевает прибить одним словом.
– Нет.
Я ожидала,
– Да. Я так решила.
– У Ворона работать не станешь.
Еще немного и запущу в Давида стулом.
– Что не так? Чем не подходит место?
– Дурой прикидываешься?
– О-о-о, – ёрничаю, не удержавшись. – Разве не на той же роли для тебя существую? М-м-м, муж?
– Заткнись. Покинь кабинет. Я все сказал.
Наглое заявление заставляет меня подскочить на месте. Он рехнулся? После той ночи невозможно стало с ним существовать под одной крышей. Все не так и не то. Цепляется, привязывается и провоцирует. У меня терпение небезгранично, если что. Я тоже стала стервенеть и прыгать за рамки чаще. Нельзя с Давидом по-человечески общаться. Это не человек, а демон во плоти. Сволочной эгоист.
– Да пожалуйста! – небрежно отмахиваюсь. – Только тебе не запретить…
Договорить не успеваю.
Не успеваю глазом моргнуть, как Барский подлетает и хватает. Он встряхивает меня, как тряпичную куклу. Я лязгаю зубами от неожиданности, округляю глаза и возмущенно выговариваю. Давид не слушает, делает свое. Мгновение и я влипаю в него.
– Если эта тварь протянет руки и будет трогать здесь, – задирает платье, жестко сминает ягодицы. Цепкие пальцы впиваются. Барский смотрит в глаза и продолжает вдавливать ладони. Это уже не похоже на предостережение, он нагло лапает меня. – Или здесь, – рука накрывает ложбинку стиснутой груди, – белье я не надела. Дома не ношу, предпочитаю свободу и как оказалось зря. – Или здесь, – переползает на развилку ног. Начинаю реально задыхаться, потому что калейдоскоп чувств зашкаливает. Дергаюсь, хочу освободиться, но не выходит. Против танка не попрешь. Затихаю, надеясь, что Давид отпустит и я перестану крайне неловко себя ощущать. – Оторву клешни. А если ты если допустишь его, Дина, то тебе придется очень плохо.
Глаза Барского горят адским пламенем. Он напряженно ждет моего ответа. Не моргает. Не трогает больше. Он всматривается, как змей готовый в любую минуту совершить бросок и задушить жертву. Удав чертов.
– Ты не смеешь мне запрещать, – сиплю неиспуганно нет. Я хрипну от его близости. Как назло, тот вечер вспоминается. Хочется зажмуриться и долбануться головой о стену, чтобы оттуда выпали крамольные мысли. – Отпусти и отойди. Знать тебя не хочу. Стоять рядом противно.
– С Вороном не противно? – Демон начинает сатанеть на глазах. – Говори! Мечтаешь о нем? Ну?
– Не твое дело.
– Даже после нашего секса все еще хочешь
Достал такими вопросами. Выдираю руку и со всей дури залепляю звонкую пощечину.
Я не сказала ему, что не спала со Славой. Мы не успели. Точнее все, что смогла сделать поцеловать в шею. Я старалась, правда. Мне так хотелось забыться и броситься со скалы вниз. Своеобразно очиститься от мыслей о Барском. Выдавить больное желание из воспаленного отвергающего меня мужа. Хотелось поверить, что секс с Вороновым отмоет меня, как кожуру с фрукта снимет и заставит забыть.
Идиотка. Слилась, как только поняла, что не смогу. Отползла в угол дивана и просила дать мне пару минут, хотя уже тогда поняла, что ничего не будет. А потом раздался звонок в дверь.
– А ты с кем меня сравнил? С какой из? Лицемер. Что тебе нужно от меня, а? Ты замучил меня, слышишь? Ты слышишь или совсем наплевать на все?
– Слышу!
Последнее слово звучит с удивительными нотками. Было бы все по-другому у нас, подумала бы что искренне жалеет о чем-то, но в нашей псевдо-семье все призрачно и ложно. Поэтому списываю эфемерность восприятия на волнение и раздражение.
Секунда.
Его губы накрывают мои и начинается предсказуемая вакханалия. Он пользуется мгновениями моей растерянности. Язык Барского атакует самым наглым образом.
Растущие впечатления сшибают ураганной волной. Я все еще противостою ему, вырываюсь и пытаюсь вытолкнуть язык Давида, но все бесполезно. Муж сильнее. Он сродни Атланту. Крепок, всесилен. Меня швыряет из состояния дичайшей лютой злобы в бушующие бурные волны грешного удовольствия.
Барский смешивает внутри меня безумный коктейль. Никого так не хотелось убить и любить одновременно. Каждый раз почти выныриваю со дна зависимости, но стоит ему совершить какое-то движение, как снова растет глубоко скрытое желание.
– Дай язык, – наркотически одуряюще урчит Давид. – Не вырывайся. Целуй меня, Дин.
Только на минуточку поддаюсь и ответно целую.
Нет-нет. Просто чтобы отстал.
Да… Только за этим.
Одуряюще долго Давид вылизывает мой рот. Пьет меня, пожирает. Он жадный. Наглый и напористый. Человек, привыкший брать. Рвать. Хватать без спросу. Его руки везде. Гладят, обнимают, сжимают. До боли, до изнеможения. До дрожи.
– Хватит, – отталкиваю Давида. Он сдавленно смеется и качает головой. Вместо всего толкается бедрами. Крепкий стояк шпарит. Вздрагиваю. – Не буду.
– Будешь, Дин.
– Я не могу.
– Почему?
Сказать или нет? К черту. Стесняться нечего.
– У меня месячные.
– И что? Ты думаешь меня испугает твоя кровь?
Нет, он больной. Точно не в себе. Насколько знаю процент мужчин, что готовы заниматься сексом с женщиной во время менструации минимален. Неужели Давид входит в число этих извращенцев? Это же против их правил. Мужчины вообще избегают всего, что связано с кровью. Операция, менструация, роды и все такое. Он что не из их числа? Не может быть. Давид слишком принципиален. И брезглив.