Измена. Я тебя не отпускал!
Шрифт:
— Куда? — усмехаюсь.
— В профсоюз. Должен же быть у вас какой-нибудь олигархический профсоюз?
Я смеюсь, прижимая ее к себе. Какой же я дурак. Ну почему раньше не ценил этой ее болтовни ночной?
Надо было приходить к ней пораньше, чтобы ужинать вместе, и спать ложиться. Целовать ее на ночь. И слушать ее тихое сопение на своей груди.
— Иначе какой смысл зарабатывать так много денег, — продолжает рассуждать сквозь сон, — если они у тебя всю жизнь забирают? М?
— Согласен, — пользуясь моментом,
— Конечно, — мурлыкает, утыкаясь мне в шею. — Я всегда с тобой, Гер…
— Как бы я хотел этого. Ты себе даже представить не можешь.
В моей голове будто что-то щелкает и наконец становится на свои места.
Глава 23. ОНА
Мне так тепло и уютно сейчас, что совсем не хочется просыпаться. Пахнет свежескошенной травой и моим мужем.
Трусь носом о его отросшую щетину. Поглаживаю пальцами рельефный пресс и впечатляющие косые мышцы живота. Тело Германа всегда вызывало у меня особенный восторг. Но позволить себе такие вольности я могу только рано утром, пока он спит.
— Моя маленькая, — он вдруг целует мое лицо.
От неожиданности хочу одернуть руку, но он накрывает мою ладонь своей, не позволяя сбежать.
Поддевает своим носом кончик моего:
— Доброе утро, принцесса, — шепчет губы в губы. — Только попроси, и я сделаю для нас обоих его еще более прекрасным…
Его голос хрипит, а его большая ладонь толкает мою руку вниз. Мои пальцы утыкаются в огромный налитый кровью член. И дыхание сбивается, а острый приступ возбуждения вынуждает проснуться окончательно.
Отталкиваюсь от подлеца и сажусь в кровати:
— Какого черта, Князев?!
— Теперь вижу, что проснулась моя милая фурия, — усмехается гад, усаживаясь вслед за мной.
— Кто тебе позволил спать в моей кровати?!
— А я ни у кого и не спрашивал, — пожимает плечами. — Но я уверен, что хозяйка дома одобрила бы…
— Ни к чему разводить каламбур, Герман! Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Мы так не договаривались!
Он вдруг подается ко мне:
— Так давай уже договоримся. Я ведь не отстану, пока ты…
— Ладно! — взрываюсь. — Чего ты хочешь?! Чтобы я взяла и по щелчку пальцев простила тебя? Этого не будет!
— Просто дай мне время. Не отталкивай. Я готов играть по твоим правилам, столько, сколько тебе будет необходимо. Мне нужен всего один шанс. Если я обману твое доверие — больше не потревожу никогда.
У меня в груди болит от его слов.
Дать шанс? Может он правда что-то понял? Может у нас еще есть будущее?
Но ведь если он предаст еще раз…
—
— Ничего. Я все сделаю сам, — он обнимает меня.
Не отталкиваю. Не дышу.
— Что ты хочешь на завтрак? — спрашивает на ушко.
Только сейчас понимаю, что я впервые за долгое время проснулась не от тошноты. Но при упоминании еды, ощутила легкий позыв:
— Пока ничего не хочу.
— Значит позавтракаем позже. Одевайся и пойдем прогуляемся.
Он выскакивает из кровати и принимается натягивать брюки. А я так и сижу, оставшись без его тепла. Удивленно изучаю своего мужа в рассветных лучах.
Может это гормоны со мной злую шутку играют. Но сейчас мне действительно хочется, — до слез хочется! — поверить ему. Тогда я смогу остаться со своим любимым предателем. А у моей дочки будет полноценная семья. Папа…
— Не хочешь гулять?
— Хочу, — спохватываюсь и вылезаю из кровати.
Уже через четверть часа мы идем с Германом по спящему поселку.
Утро довольно зябкое. Я кутаюсь в тонкий кардиган. Он, заметив это, снимает с себя ветровку, которую обычно надевает на утренние пробежки. Завернув меня в нее, приобнимает за плечи.
Не сопротивляюсь. Хочу узнать, что будет дальше.
— Ты замерзнешь, — говорю тихо.
Вместо ответа, он обнимает меня сильнее:
— Я правда не представляю, что я должен сделать, чтобы ты меня простила. Я перебрал тысячи вариантов у себя в голове и понимаю, что все они не подходят для тебя.
— Для меня? — непроизвольно воспринимаю в штыки.
— Да, именно для тебя. Ведь ты отличаешься от всех известных мне женщин…
Вздрагиваю, когда он снова заводит речь о своих бабах. Герман останавливается и разворачивает меня к себе лицом:
— В этом и вся проблема. Ты отличаешься от того шаблона, к которому я привык за долгие годы, малыш. Мое прошлое не стереть, не выкинуть. И именно из-за этого своего «богатого» опыта я не разглядел тебя. Вернее, разглядел. Но ты с самого начала слишком выбивалась из привычного мне образца. Чистая, невинная, бескорыстная. Мне казалось, что такими искренними к мужчинам могут быть разве что близкие родственницы, типа сестры.
Меня снова дергает.
— Прости за это, — продолжает Герман. — Я пытаюсь объясниться, и снова делаю тебе больно.
— Продолжай, — уверенно говорю.
Я действительно хочу послушать его оправдания.
— Я все испортил именно этим своим представлением о женщинах. Я привык, что им всегда было что-то нужно от меня, и это казалось честным обменом: я им деньги, возможности, машины, бриллианты, а они мне секс. Тебе же с самого начала от меня ничего не было нужно. И это дико напрягало.
— Ну извините. Я не привыкла брать чужое. И мне нечего было тебе предложить взамен, — бормочу, пряча взгляд. — Секс со мной тебя не прельщал.