Измена
Шрифт:
Пытаюсь вспомнить нас прошлых, тогда в университете, когда мое сердце дрожало от предвкушения встречи с ним, как внутри все переворачивалось едва я слышала его голос в столовой. А теперь нечему болеть, нечему любить, мне просто ровно, во мне ничего не ёкает. А может после пережитого мне нужно восстановиться, чтобы во мне появилось желание снова жить и чувствовать. Пусть я не любила Егора, но у меня была к нему эмоциональная привязанность, я зависела от его мнения, мне важно было с ним советоваться, а теперь я просто все потеряла. Только Макс прав, нужно сделать выводы и идти дальше.
Стала думать о том, что я забыла, что такое радоваться тому, что я родилась женщиной. Почему я не заметила, как «тихая гавань» превратилась в «размеренную рутину», где я, избегая стрессов, постоянно что-то решала сама, стараясь при этом параллельно быть для сына не только матерью, но и отцом.
Куда я растеряла свою женственность?! Хотя после разговора с Максом думаю, что не растеряла, а просто спрятала ее в глубинах своей души, заморозила за ненадобностью.
А зачем одинокой матери эта женственность?
Сейчас все так странно, я вижу Андрея с сыном, он помогает ему, общается и поддерживает, нашел сразу же общие точки соприкосновения. Теперь мое материнство не такое как было до появления Андрея в нашей с сыном жизни. Теперь я понимаю разницу родного отца и Егора. Почему-то только сейчас уверена, что мой сын просто не принял мой выбор, а Егор не старался сближаться, потому что парень не самый простой подросток из всех имеющихся. В голове воспоминания, будто молнией пронзают, как Егор ревниво относился к моей инициативе проявления нежности по отношению к сыну. Скорее всего это оттого что у него не было своих детей, он не видел разницы между женщиной и матерью для ребенка. И я ни в чем не виню Егора, потому что я тоже не могла дать ему той любви, которую он заслуживает, потому что не смогла подарить настоящие чувства, которые во мне так и не родились. Как я не могла понять очевидного?! Ведь выйди я за Егора замуж, то мы бы мучились оба: я радовалась, что кто-то сделал мне предложение и у нас "тихая гавань", сам же Егор думал, что такая «серая мышь» как я подарит ему любовь. Боже я такая дура!
Раскладываю еду по тарелкам, зову мужчин. Они не сразу откликаются, иду за ними в комнату. С порога наблюдаю картину маслом где Андрей старший объясняет сыну какие-то моменты в программном коде, пишет ему на компьютере иностранные слова, набирает команды, показывает результат.
Как бы мне не хотелось прерывать эту идиллию, говорю:
— Ужин готов, предлагаю прерваться, — отец и сын встают и идут следом за мной, проходят сначала в ванну моют руки, затем садятся за стол, где я уже разложила по тарелкам всем порцию еды.
Сын жует и продолжает задавать вопросы, Андрей отвечает. Нет никакого напряжения, как в те вечера, когда Егор ужинал с нами, а сын молчал, слова не вытянешь, а я щебетала про все что угодно, лишь бы сбить гробовое молчание Егора и сына.
Сейчас все по-другому. Весь ужин проходит в разговорах, в которых я не понимаю ровным счетом ничего, но и не мешаю и не комментирую. Мне нравится, что сын узнает что-то новое, а его отец к нему искренне тянется. Они совершенно точно
Убирая тарелки предлагаю чай, Андрей ни от чего не отказывается и мне странно даже, что не говорит какие-то слова относительно простоты поданной еды, наоборот, хвалит. Хотя, с его стороны это может быть элементарная вежливость.
У сына звонит телефон, он бежит в комнату.
Остаемся с Андреем вдвоем, я убираю посуду, стараюсь не нервничать, поворачиваюсь к нему спиной, не хочу, чтобы он видел, как я выгляжу, изображаю активную деятельность, переставляю предметы.
Андрей
Оставшись вдвоем с Диной на кухне, вижу нервничает.
Стоит ко мне спиной, включает воду, начинает мыть посуду. Встаю со своего места, подхожу ближе, не касаясь, настолько близко, чтобы она могла почувствовать мое дыхание. Хочется обнять ее, но вместо этого осторожно спрашиваю:
— У тебя все нормально, Дин? — она поворачивается, я не теряюсь, ставлю руки по обе стороны от нее, не отхожу, предпочитаю общаться в таком формате, так ей труднее будет врать
Вижу Дина нервничает, смотрит на меня глаза красные, взгляд тревожный, затем опускает глаза.
Я же нихуя не могу понять что происходит: или это моя близость выводит ее из равновесия, либо она опять придумала в своей голове всякую хуйню и будет оказывать сопротивление.
Ну а хули, я готов, в первый раз что ли беру эту крепость?
Когда наши взгляды вновь встречаются, вижу что смотрит на меня с мольбой на грани отчаяния, явно сдерживаясь, глаза увлажнились.
Блядь.
Отступаю, сажусь обратно, выдыхаю, стараюсь говорить спокойно:
— Дин, поговори со мной, — она смотрит в одну точку перед собой, закусила губу, жмурится, как будто ищет резервные силы
— Андрей я не знаю что в таких случаях надо говорить, — отвечает не громко, голос дрожит
— Просто не заморачивайся и скажи, как есть, нам надо обсудить эту "ебучую" ситуацию, которая никак не может разрешиться, и я очень хочу, чтобы ты назвала мне эти причины, — стараюсь не давить, хотя плохо выходит, остается надеяться, что Дина не исказит сейчас в своей голове мои слова и ее тараканы не подскажут ей какое-нибудь "хуевое" решение
— Я чувствую себя виноватой, — Дина говорит не громко
— Ты сказала о нас? — уточняю чтобы понять ее состояние, вполне вероятно что этот "соплежуй" ее послал куда подальше, это вполне объяснит ее вид и заплаканные глаза
— Сказала что прошлой ночью ничего не было, — вижу как первая слеза течет по щеке, встаю, хочу подойти, но Дина вытягивает руку:
— Андрей, пожалуйста, — остаюсь стоять на месте, и она продолжает:
— Только Егор не поверил, ведь он знает про гостиницу, — Дина закрывает глаза, ее мокрые ресницы не сдерживают крупные потоки слез, капли которых струйками стекают по ее коже, и почти совсем шепотом продолжает последнюю фразу, — а я хочу семью, Андрей, понимаешь, я не хочу быть одна, мы ведь столько планировали, у нас свадьба, — мне конечно нихуя не приятно слушать всю эту муть, но теперь я хотя бы понимаю, чего она так мечется.