Изменить нельзя простить

Томченко Анна

Лиля скучала по родным и начинала винить в своей тоске супруга, который пропадал с партнерами, уезжал в командировку или отдыхал с друзьями в Монако. Мне не хотелось говорить, что Лиля прекрасно знала, за кого выходила замуж, но потом до меня дошло, что я тоже знала, и это ничего не поменяло.

— Я скоро чокнусь среди турецких сериалов, постоянного контроля и днём сурка. День за днём, день за днём… — Лиля отвернулась к окну и порывисто вздохнула. — К черту деньги, заводы, дворцы и пароходы, когда ты гниешь заживо, понимаешь, Ев?

Я ещё тот лекарь душ. Мне нельзя

доверять такие вещи, я все испоганю окончательно, вот прям сейчас как ляпну…

Но сдержалась. Подошла и положила ладонь на плечо Лили. Она обернулась и, глядя на меня потерянным взглядом, не придумала ничего лучше, чем обнять. Я похлопала по спине турецкую Золушку, и тут в кухню вошли мужчины.

— А что здесь происходит? — для меня спросил на английском Амир. Я дёрнулась плечом и многозначительно обронила:

— Чувства переполнили…

Кирилл мне, конечно, не поверил, но не стал расспрашивать, а Лиля, быстро собравшись, уведомила, что обед будет скоро, только мы пробыли в гостях почти до вечера. Лиля пыталась запихать мне в сумочку парочку пробников косметики. Нале прыгала на одной ноге, а Кирилл с довольным лицом пожимал руку Амиру.

— И как все прошло? Хорошая семья, правда? — спросил Кирилл уже в холле гостиницы и потянул меня в бар.

— Конечно, — вяло отозвалась я, расстроенная чувствами Лили и своими собственными. — Слушай, я устала. Столько шума. Я пойду к себе?

Быть рядом с Кириллом становилось сложно. Он словно отравленное ядом лезвие проходился по мне. И проклятый свой аромат лемонграсса никак не мог забрать, поэтому хотя бы отдалиться, хотя бы получить иллюзию фарса. Но Бестужев пожал плечами и пошёл следом за мной. Сердце стучало так сильно, и на коже под длинной юбкой местами собирались градинки пота. Воздух тяжелел, оседая туманом в лёгких.

Ключ не срабатывал, и Кирилл выхватил из моих рук карточку. С первого раза дверь отворилась. Я обернулась забрать пластик, но влетела вся целиком в Кирилла, словно впечатало как барельеф в его тело, которое ещё сильнее пахло сочным цитрусом. Мой нос ткнулся в ключицу, а на талии почувствовались, словно тяжёлые камни, ладони Бестужева. Я приоткрыла рот, вдохнуть забродивший воздух, и жёсткие губы опередили, не дали попробовать на вкус аромат фруктов.

Кирилл целовал жестко. Больно размыкая мои губы и вталкиваясь языком внутрь моего рта. Проводил им по кромке зубов, касался и переплетался с моим языком.

По телу пролетела дрожь, которая заставила мышцы ослабнуть, а пульс участиться. В голове стало легко и почти пусто. Только реакции организма, низменные, но такие настоящие, которые пахли первым причастием.

Я тонула в аромате наших тел, которые соприкасались и разлетались искрами. Кирилл не давал мне и толику воздуха, только сильнее, жёстче целовал, почти до паники. Ладони скользили по талии и спускались к заднице. Кирилл сжимал ягодицы и подталкивал к себе. Он словно прямо здесь готов был трахнуть, но отчаянно тормозил, растягивал как жевачку из детства Love is это помутнение.

Из которого я вырвалась первой.

Толкнула Кирилла в грудь. Дёрнулась спиной к двери.

—

Ты же хочешь меня, — холодно произнёс Кирилл. — Ты так хочешь меня, что готова была прямо здесь и сейчас. Ты даже пахнешь иначе, в твоих цветах запутался ладан. От тебя тянет сочным сексом. Какого хрена ты упираешься?

Глава 33

Я хлопнула дверью перед носом Кирилла. Прижалась к ней спиной, заставляя непослушное сердце перестать бить в набат. Но оно упорно случалось в рёбра и выбивало ритм одному ему известной мелодии.

Я прикрыла глаза. А дыхание сбившееся, словно я бежала от самой себя и постоянно догоняла. От этого все мышцы заныли, скрутились, и лёгкая судорога прошлась по телу предвестником острого, как кайенской перец возбуждения.

Неправильного. Порочного. Отравленного ядом грехов Кирилла. И было больно, что ещё недавно моя тоска по Андрею раздирала сердце, а сейчас я готова была завыть в голос от того, что не случилось.

Но это правильно. Так нельзя делать. Нельзя позволять своему отчаянию диктовать условия. Хотя, может, только оно со своими дрянными советами не позволяло мне упасть в беспросветную тьму, где кроме одиночества меня может встретить разве что смерть.

Я сползла по двери на пол. Юбка безбожно задралась, оголяя бедра, на которых яркими алыми следами были отпечатки Кирилла. И точно остался его запах. Слишком нереальный для настоящего мужчины. Мускус и лемонграсс, что-то древесное и немного восточное.

Он не прав.

Это не ко мне прицепился ладан. Это Кирилл принес его с собой, заставляя меня острее воспринимать его всего. Многогранного, опасного, порывистого, словно ветер в самый жуткий шторм. И брызги-росчерки воды как капли пота стекали бы по жилистой шее.

Я облизала пересохшие губы. Попыталась встать, но тело словно плавало в сахарном сиропе с привкусом земляники. Я всхлипнула. Никогда не подумала бы, что могу зареветь просто от того, что не изменила мужу. Никогда.

На столике у окна стояли бутылки с водой. Я залпом осушила одну и выровняла все остальные, чтобы этикетки были в одну сторону. Пальцы подрагивали, и мне казалось, словно вся кожа приобрела оттенок алебастра. Волосы слегка кудрявились у шеи. Было жарко. Я включила кондиционер, но он не помогал, всего лишь обдавал воспалённую от прикосновений Кирилла кожу холодными потоками, и от этого мурашки разбегались и прятались в самых непредсказуемых местах.

Внизу живота все горело.

Так сильно, что сведённые ноги не помогали заглушить голос тела, которое требовало продолжение. Ещё больше прикосновений, откровеннее, злее. Почти до боли, до содранной кожи от следов ногтей, до стёртых слизистых.

Нет.

Кирилл — яркий насыщенный афродизиак.

Пряный немного. И упомрачающе горячий.

По телу теперь пробежал озноб, и я, отвернувшись, обняла себя руками.

Руками, которые прикасались к сильному твёрдому телу, запоминали очертания мышц и запястья, которые перетянуты венами, и пальцы жесткие.