Изменить судьбу
Шрифт:
– Слав, я так больше не могу, - сказала Катя, усаживаясь рядом со мной, - я всё время о тебе думаю. Вчера спать не могла, как подумаю, что ты с этой толстожопой…
– Она не толстожопая. Она нормальная, красивая девушка.
– Так у тебя с ней было!.. – вскрикнула Катя.
– Не надо орать. Не нужно, чтоб все знали обо всём.
– Сволочь… - на глазах у Кати появилась влага.
– С чего вдруг? Не я это начал. У тебя и десантник, и Олег, и возможно я не обо всех знаю…
– Это всё не считается! Мне с ними не нравилось! И я извинилась! – вот всё-таки
– Катя. Это бессмысленный разговор. Мне нечего тебе сказать, сверх того, что уже сказал. Мне нечего тебе предложить. Всё. И давай закончим на этом.
– И как она? Лучше, чем я?
– Кать, она – другая. Ты – это ты. Она – это она. И я вас не сравнивал.
– Сволочь… - повторила Катя, - сначала променял меня на эту свою Свету, теперь на эту… Может я ещё чего-то не знаю?
– Не знаешь… - я спокойно смотрел на неё.
– Ну и х%й с тобой, живи как хочешь, - Катя вдруг успокоилась и стала сама собой, - пожалеешь ещё.
Катя встала и вышла из комнаты, а я улёгся на диван. Вскоре в прихожей хлопнула входная дверь. «Блин! Побыстрей-бы уехать!» - снова подумал я.
Глава 27
27.
– Пап, послушай меня, и постарайся, пожалуйста, запомнить. Тебе нельзя бухать! Не только из-за здоровья, которое, к слову, у тебя – не фонтан. Просто скоро наступят очень тяжёлые времена. И маме, и бабушке больше не на кого будет надеяться, кроме тебя. Я уеду. Лёшка будет служить. У Наташки тоже своя семья есть, и ей бы самой кто помог. Я не отказываюсь вам помогать, но я ещё сам не знаю, удастся ли мне там нормально устроиться.
В кои-то веки я снова видел отца трезвым и не преминул этим воспользоваться. Прошла неделя после последнего визита Кати. Она больше не приходила, я её вообще не видел. Даже к своей подружке Ирке она, если и приходила, то мы как-то не сталкивались. Была суббота. Вчера отец пришёл домой с работы ни в одном глазу, и сегодня у нас состоялся-таки разговор.
– Что-за тяжёлые времена. И откуда ты знаешь?
– Пап, я тебе не могу сказать, откуда я знаю. Просто прошу тебя отнестись к моим словам серьёзно.
– Так что за тяжёлые времена?
– Пап, очень скоро всё перевернётся с ног на голову. Всё во что ты всю жизнь верил, и считал незыблемой истиной, окажется никому не нужно. Так будет не только с тобой. Вся страна потеряет ориентиры, все люди потеряют опору и почву под ногами. Это будет очень внезапно и неожиданно. И очень многие не найдут себя в изменившемся мире. И я очень хочу, чтоб вы были к этому готовы.
– Да что случится-то? Война?
– Да что вы вцепились в эту войну? Не будет войны. Вернее, будет, но совсем не та, которую вы ждёте.
– Кто это – мы?
– Да вы все. Старшее поколение. Я понимаю, у вас тяжёлое наследие и генетическая память. Но наши противники прекрасно понимают, что поработить нас в прямом противостоянии им не удастся. Поэтому применят другое
– Это какое-такое другое? – я видел, что отец не относится к моим словам серьёзно, уже начал ёрничать.
– Психологическое, пап.
– Ой! Уже боюсь!
– Пап, я не знаю, как до тебя донести мои слова, но пожалуйста, прекрати бухать каждый день. На тебя мама уже надеяться перестала. Ты не идёшь на контакт, не хочешь ничего ни от кого слышать. А когда им понадобится твоё плечо, ты не сможешь им его подставить. Просто, потому что будешь валяться пьяный. Слышишь…
– Ты мне тут не указывай, сопляк! Я жизнь прожил, и кое-что видел, в отличие от тебя! Будешь ты меня тут жизни учить! Щенок! – отец встал и вышел из комнаты. Ну, я должен был попытаться. Ладно, не получилось, так не получилось. Что там у меня по отъезду? Вещи все, что планировал - закуплены. Денег осталось – чуть. Ладно, главное, чтоб на дорогу хватило. У родителей всё равно нет. На следующей неделе надо выписываться. Это процесс не быстрый. Где-бы ещё денег взять, хоть рублей пятьдесят? Вагоны что-ли разгружать пойти? А может лучше на рынок? На овощной. Там тоже грузчики нужны. Надо съездить потолкаться, поузнавать. Так, что у нас время? Пол-одиннадцатого. Нормально, ещё успею. Я надел старые потрёпанные шмотки, взял денег на перекусить, и поехал в центр. По дороге пришла в голову ещё одна дельная мысль. Надо телеграмму дать на предприятие, чтобы встретили. Так проще будет, не с чемоданами таскаться. Ладно, сейчас всё равно вызова с собой нет, а адрес я наизусть не помню. Завтра сделаю.
Не занимался я этим никогда. И в прошлой жизни тоже. Не знаю, к кому подходить. Пошёл по рядам спрашивать, не нужна ли кому-нибудь помощь. Мне показали на администрацию рынка, мол все вопросы решаются там. Пошёл в администрацию. У кого спрашивать – непонятно.
– Ты работу ищешь? – спросил меня кто-то со спины.
– Ищу, - я повернулся. Передо мной стоял сухой жилистый мужик в непромокаемом фартуке.
– Ну, пойдём, раз ищешь.
– Вы сначала скажите, что-за работа и сколько платят.
– Я – мясник. Работа – фуру разгрузить с тушами. Плачу пятьдесят рублей за полную разгрузку. По рукам?
– Я один что-ли разгружать буду? – спросил я. Я знаю, что такое – туши ворочать. Работа нифига не лёгкая. Тем более в одинокого, - и большая-ли фура?
– Нет, там ещё один желающий есть. А фура – пятьдесят туш.
– Не. Мало. Не пойду.
– А за сколько пойдёшь?
Я не знаю никаких расценок. Но это рынок. Можно торговаться. В итоге, наверняка к нужной цене и придём.
– Двести пятьдесят за разгрузку фуры на двоих, сказал я свою цену.
– Ну, ты завернул! – сказал мясник, но по лицу видно, что удивился не сильно, - сто, и ни копейки больше.
– Там туши или полутушки?
– Туши. Свиные. И бараньи.
– Ладно, двести.
– Нет, двести – много. Не хочешь – не иди.
– Не пойду.
– Ладно, кого-нибудь ещё найду, - он сделал вид, что уходит. Я молчал. У дверей он остановился:
– Последнее слово – сто пятьдесят.
– Сто восемьдесят.