Изменник нашему времени
Шрифт:
Глава IV. Журнал-дневник П.
В поисках места
От ответственности за тунеядство спасает только инвалидность, установленная порядками, кажется, самого сурового, непререкаемого государственного института, – при всём желании, с «Домом инвалидов» (L’h^otel national des Invalides) – как тепло это звучит! — не спутаешь. Пока фазы «ответственности» не наступило надо искать применение своим немочам на «рынке» – нет, звучало бы откровенно ренегатски – на соревновании востребованности трудовых навыков, во всех их неожиданных проявлениях. О, эта благословенная «текучка» кадров, барахтанье в струе которой, позволялось испытать свободу воли гражданина, – что оставалось от воли, подбирал основной инстинкт с алкогольной зависимостью.
Пока Медико-социальная экспертиза по нетрудоспособности ещё не подозревает о твоём существовании, надо где-то разместить трудовую книжку. Желательно близко от своего дома, где обеспечено родительницей диетическое питание, не раздражающее сенсибильный ЖКТ, в интеллигибельной области приложения способностей, релевантно документу о специальном образовании.
При приёме на работу, в пяти минутах ходьбы, я подробнейшим образом довёл до сведения работодателя, что ничем, кроме как, очерченным трудовым договором, заниматься не буду по хрупкости натуры вызванной астеническим синдромом, к которому привели ещё десять диагнозов разной степени тяжести. Меня к удивлению взяли. Удивление быстро нашло разрешение. Посадили в группу к руководительнице с неудовлетворённым либидо, и с внешностью, не позволяющей надеяться на благоприятный для либидо исход. «Женщины – это настоящие эСэСовки». Не повторил бы, даже, за выдающимся писателем, а именно Хатльгримом Хельгасоном, не испытав на себе… – нужны ли подробности? Наблюдал воочию, как твёрд шаг чувственно обтянутых диагональю бёдер, марширующих по головам, бесстрастны коленей сиамские близнецы, сросшиеся под давлением этики служебных отношений, кунсткамерой грозящие всем прочим, телесного цвета тафтица на бюсте, где нужно бугриться, в веяньи «Красного мака», в тон ногти – алого лака, губ бесцветный перламутр от убиенных с трупом утр.
К счастью для человечества, не благоприятные виды на личную жизнь штандартенфю… не подтвердились – замуж вышла – одним эСэСовцем меньше…
Стал искать местечко – институт большая организация – более органичное своей уязвимой сущности. Требований эксклюзивных к окладу не было, и такое место образовалось. «Отдел типового проектирования и унификации» – удивительный социокультурный феномен! Может в недрах его концепции спрятан почти космический разум, но на видимой стороне – торжество фрактала.
Никакой умственной инициативы, воспроизводишь аналоги и только, вульгарная стандартизация в деталях и общем – коли только подражаешь, значит сам не соображаешь. У тебя фиктивный диплом, т. е. стандартного образца, и второй юношеский по шахматам, при этом неплохая графика, а если ещё и тушью, то карьера почитай сделана. Образец из юриспруденции – принцип прецедентности – экономия на затратах справедливости – эфемерной сущности суда.
В проектировании та же история – глохнет двигатель прогресса без эвристики, её тотальный дефицит во всей демиургической штамповочной марксизма.
Но эта жизнь была слишком бездушно, морфинистски комфортна, люди начали массово недомогать сонной болезнью. В высшей инстанции, что называлась партия-и-правительство, принято решение разбудить творчество масс внедрением ЭВМ.
Власть перфокарты
Очистили от людей целый зал – в незабытой традиции уплотнения – и установили синие шкафы с фильмобабинами. Вместе с оборудованием был специалист, казалось сначала, как часть оборудования искусственного сознания. Но, не мог же допустить политотдел армии, чтобы в недрах ВПК создали интеллект с пародийными семитскими чертами?! Полное лицо, с выдающимся лбищем, тёмная бородка клинышком с курчавинкой, роговые очки, взгляд на два градуса выше линии горизонта, беззастенчиво манкируя, её, линией нестабильным состоянием, упирался собеседнику не в глаз, а в бровь, что немного раздражало, – взгляд будто демонстрировал пренебрежение твоей, какой никакой, но всё же личностью, считывая содержание черепной коробки, непосредственно, без вербального кода доступа, сиречь языка. Костюм 3-ей полноты мягко охватывал представительное чрево, естественно, не эллинской анатомии. Ходил степенно, осторожно, будто испытывая основательность конструкции пола, руки за спиной, но кисти не на уровне ягодичных щёк, как у большинства, а «седла козлёнка» —настоящий перипатетик, но давший подписку о неразглашении хода своей мысли. А, всё-таки,
«Новая крыша» с неопределённым кругом широких полномочий, что чрезвычайно напрягало старое начальство, давала право на первенство в получении квитков со сведениями о зарплате и налоге. Приходившие в «скинию собрания» с требами «посчитать», – «Только по записи и в масках!» гласило уведомление. Нечего делать! – необходимо было, императивно, доводить до показателя установленного уровня процента из общего количества расчётов в подразделениях института; даже в сопутствующих, «технических», это поощрялось. Что ни одно строение, на которое была выдана проектно-сметная документация специалистами института не рухнуло, так это потому, что сопромат, был перепроверяем по старинке.
Двоичная система, как цифровая форма дуализма сделала управляющего ЭВМ истовым манихеем, – либо полный покой нирваны, либо, при обращении живущих в десятичной системе, с «неправильно» сформулированным вопросом, вхождение в состояние амока, что выражалось переходом беседы на бейсик, запотеванием толстых стёкол очков – последнее, сигнал к окончанию аудиенции. По институту распространились, как подмётные листки, перфорированные карты тарро, не предвещавшие лёгких времён. Да, противоестественное двуединение единиц с нулями, в каббалистической гематрии – вызов диалектике, что по определению, не могло стать источником социального оптимизма – социализм был обречён, вместе с его идеологической основой NotaBene типовым и унифицированным проектированием.
Кто не догадывается, то районы из застроек микрорайонами девятиэтажных панелек – если предложение кажется семантически неказистым, то тогда это наиболее конгруэнтное отражение языком действительности наших городов – это результат типового (vulgaris) и унифицированного, что, по сути, тоже вульгарного, проектирования и, в целом, плоть от плоти, господствующего мировоззрения.
Мало того, что скороспелый девятиэтажный ландшафт уныл однообразием, так фасады домов ещё надо было поддерживать в пристойном состоянии регулярной покраской. Таинственный мозг выдвинул рационализаторское предложение, плоскость стеновых панелей должна соперничать с традиционной гжелью по красоте и главное долговечности. Сигнал по синопсисам достиг головы нашего начальника, и он начал действовать. Логика его была вполне оправдана – если вычислительный центр способен добавить уральские к окладу и премиям, то рассчитать размеры глазурованной плитки для лика ячеистого фрагмента стенового ограждения, несколько машино-минут машины передового времени, с привычной потерей лица на переговорах перед Его Высокомерием; регенерация собственного достоинства происходила быстро, по Гоголю, в среде нижестоящих мелкоплавающих.
Собственно расцветка – это игра пигмента, а его подбор дело художника. Сложность заключалась в том, чтобы подобрать два типоразмера, максимально большие, для всей номенклатуры не строго модульных простенков, чтобы удовлетворить простоте формовочной технологии домостроительного комбината. И вот наш гой начальник повлёкся, уже, в святая святых – Второй Храм – статус закрепился. Свидетелей переговоров не было, но на следующий день вибрация испускаемая Центром Электронной Мысли достигла уровня шкалы Рихтера. Восемь часов аврального труда машины, и две попытки.
Сейфовая герметичная дверь, сначала показавшая свою толщину, – настоящий мегалит, закрывающий вход в ритуальную пещеру, – блюдящая, как тридцать витязей прекрасно, медленно отворилась, предъявив стоящего на пороге аморая грядущего дигитального века. Тот, оттянув респиратор, бесцветным голосом хирурга потерпевшего неудачу, произнёс, в сторону ожидающего результата шефа: – Закрываемся на ремонт, а плитка на лике града, – продолжил после краткой задержки, – сие есть ересь и химера, невозможно!