Изменники Рима

Скэрроу Саймон

На заснеженной земле внутри крепостных валов шла борьба за осадные орудия. Группы повстанцев сгруппировались вокруг онагров, изо всех сил стараясь нанести как можно больший урон. Три из них уже горели, чему способствовали кувшины со смолой, которые некоторые из повстанцев притащили с собой из города. Снег вокруг них тускло поблескивал в сиянии ревущего пламени, когда они пожирали бревна, снасти и торсионные канаты. Остальные три машины, доставленные из Тарса, были изрублены, но преторианцы успели добраться до них, прежде чем они могли быть подожжены. Самый большой онагр, возвышавшийся над остальными, не была поврежден, и Катон приказал Плацину и его центурии охранять его, в то время как он сам выстроил центурии Игнация и Метелла в линию,

чтобы охватить внутреннюю часть батареи и захватить в ловушку оставшихся внутри повстанцев и парфян, оказавшихся напротив дальнего вала.

Когда они были готовы, Катон взял щит, лежавший рядом с телом одного из преторианцев, и занял свое место справа от шеренги. Небо над головой, незаметное для бойцов, потемнело, и снег снова начал падать; большие белые хлопья, разносящиеся по воздуху на освежающем ветерке. Катон пробормотал короткую благодарственную молитву Юпитеру в надежде, что сильный снегопад затушит пламя, прежде чем три пылающих онагра будут безвозвратно повреждены и не будут подлежать ремонту. Затем он поднял гладий и откашлялся.

–  Вторая и четвертая центурии! Вперед!

Линия была волнообразна, когда люди выстроились и выставили щиты вперед, копья опущены и готовы нанести удар. Горстка более разъяренных повстанцев атаковала линию атаки и была быстро перерезана. Остальные отступили к валу и приготовились к отчаянной битве. К ним присоединились те, кто окружил горящие онагры.

Когда преторианцы приблизились, Катон увидел, что Порцину и его людям удалось закрыть ворота. Выбор, стоящий перед сотней повстанцев, все еще находящихся внутри батареи, был прост: сражаться или бежать. Некоторые выбрали последнее, взобравшись на невысокий вал и перелезая через частокол, чтобы упасть в канаву за ним. Один из парфян призвал своих людей окружить его, а затем втиснулся в угол батареи, недалеко от ближайшего горящего онагра.

Катон поспешно приказал двум контуберниям отделиться от строя и попытаться потушить огонь, в то время как остальные преторианцы приближались к врагу. Когда две стороны разделяло не более десяти шагов, он увидел суматоху в тылу изогнутой формации, ожидающую, пока римляне приблизятся. На валу Макрон остановился и крикнул своим товарищам.

–  Смотрите! Огонь!

Три или четыре маленьких глиняных горшка с пылающими фитилями полетели по открытой местности между двумя маленькими противоброствующими силами. Один из них разбился о голову преторианца, стоявшего близко к Катону, заливая его маслянистой жидкостью, которая мгновенно воспламенилась, охватив его огненным одеялом. Он отшатнулся, его товарищи бросились в стороны в ужасе, затем бросился в снег и начал вертеться, чтобы потушить пламя. Еще пятеро людей Катона загорелись и представляли собой ужасное зрелище, пока они метались, как человеческие костры, выли от паники и били пламя среди кружащихся снежинок. Преторианцы заколебались, и Катон понял, что они предоставят новые цели только в том случае, если не нападут сразу.

–  Преторианцы! В атаку!

Он рванулся вперед, устремившись к мужчине в конце линии врага, к большому парфянину, держащему изящный изогнутый клинок и черный щит, украшенный посеребренными узорами. Слева от него остальные преторианцы ринулись вперед и врезались в мятежников, ударяя щитами вперед и нанося удары остриями копий, в то время как их противники пытались парировать удары и наносить удар на достаточно близком расстоянии, чтобы использовать свои мечи, топоры, дубинки и копья. Парфянин поднял щит и ударил им сбоку от щита Катона, чтобы ослабить силу атаки, затем рубанул мечом под углом к его шее. Катон пригнулся и парировал удар так, что лезвие меча скользнуло по кромке его щита. Мгновением спустя он ударил своим мечом в торс парфянина, но тот сделал гибкий шаг в сторону, и меч не попал в цель. Парфянин ухмыльнулся и сильно ударил Катона острием щита по предплечью. Он отдернул руку, едва удерживая рукоять меча.

Парфянин закружил вправо на

фоне пламени ближайшего онагра. Катон вздрогнул от яркого света и жара пламени, но ухватился за возможность, невольно предоставленную ему врагом. Размахивая щитом перед собой, он рванул вперед, устремившись в зону досягаемости парфянского меча, откинувшись всем весом за щит, когда тот ударил его противника в грудь, затем рванулся вперед и со всей силы отбросил его назад. Парфянин отчаянно пытался удержаться на ногах и не осознавал истинной опасности, пока не стало слишком поздно. Он ударился о горящую раму онагра, и пламя нетерпеливо охватило складки его мантии и плаща, поджигая их.

Сила атаки Катона была исчерпана, и парфянин отбросил его на два шага, когда он поднял свой щит и меч и снова приготовился к бою, хотя его одежда начала сильно гореть. Он резко ударил Катона, и вновь Катон заблокировал его своим щитом, прежде чем нанести собственный удар. Парфянин выставил свой меч вперед, чтобы парировать его, но Катон быстро сместил направление удар превратив его в тычок и воткнул лезвие в основание горла своего противника. Острие гладия пронзило плоть и хрящи и перерезало яремную вену. Его противник уронил щит и приложил руку к ране, пытаясь остановить поток крови, его меч дрожал в другой руке. Катон подошел, заблокировал неуклюжий удар, а затем снова нанес удар, на этот раз парфянину в пах. Мужчина согнулся пополам, отшатываясь, затем споткнулся о край основания онагра и с жалобным бульканьем ужаса упал в самое сердце пламени.

Катон тут же повернулся с поднятым щитом и мечом наготове, но увидел, что битва почти окончена. Земля была покрыта телами повстанцев, безжалостно изрубленных преторианцами, когда они загнали их в угол, где у них не было возможности использовать свое оружие, и они могли только ждать своей очереди умерать. Теперь преторианцы обходили груду тел, чтобы прикончить раненых, в то время как другие помогали оттащить своих раненых товарищей на безопасное расстояние от горящих онагров.

Катон повернулся к костру и увидел, что шансов спасти что-нибудь полезное оставалось мало. Но преторианцы спасли четыре из семи метательных единиц. При необходимости, хватит, чтобы продолжить осаду. Когда он стоял, тяжело дыша, он слышал потрескивание пламени, а затем приглушенные крики сражения, все еще продолжающегося за пределами батареи. Он поспешил к ступеням у ворот и взобрался на частокол.

Основные силы повстанцев пытались войти в лагерь через трое ближайших ворот. Справа от Катона сирийские ауксилларии сдерживали атаку врага и теперь неуклонно оттесняли их вдоль стены лагеря. Конфликт на противоположной стороне не был виден с батареи, но уже был виден устойчивый обратный поток раненых повстанцев и тех, у кого не выдержали нервы, они возвращались вверх по склону к городу. Несколько сотен боролись за контроль над северными воротами и валом лагеря. Катон наблюдал, как отряды легионеров продирались вдоль вала с каждого фланга. Он чувствовал, что битва подходит к концу. Первоначальное преимущество внезапности, которым обладал противник, было исчерпано, и теперь римляне отыгрывали позиции, поскольку моральный дух повстанцев начал падать. Он решил, что они скоро сломаются, а затем побегут обратно за стены Тапсиса. Если большая часть осадных машин будет сохранена, пролом в стене продержится всего несколько дней. Если мятеж будет подавлен, последний штурм наверняка принесет победу. Или же...

Ход мыслей Катона был прерван новой возможностью, и он быстро осмотрел местность и взаимное расположение сил, прежде чем улыбнуться самому себе и повернуться, чтобы выкрикнуть приказ.

–  Центурионы! Ко мне.

Они прибежали и поднялись, чтобы присоединиться к нему. Игнаций был ранен в руку, и один из его людей последовал за ним, чтобы перевязать рану, пока Катон разговаривал с офицерами.

– Игнаций, я хочу, чтобы ты и твои люди охраняли батарею. Не подпускайте повстанцев и делайте все возможное, чтобы тушить пожары.