Изменники Рима
Шрифт:
– Что-то в этом роде, да, господин.
Корбулон пожал плечами.
– Что я могу сказать, трибун? Мы живем в тяжелые времена. Республика – не более чем далекое воспоминание. Любое чувство чести, которое могло существовать в какой-то золотой век, давно умерло и похоронено. Сейчас важна победа, и неважно как она будет достигнута. С победой приходит награда в виде возможности написать историю того, как была одержана эта победа. Неужели ты действительно думаешь, что, если нас заставят сражаться, кому-то в Риме будет не наплевать, как мы победили Парфию, когда триумфальное шествие уже будет идти по столице?
– Я думаю, вы ясно изложили цель моей миссии, господин.
– Катон на мгновение задумался. Посольство, особенно посланное из Рима, обычно проводилось в масштабе, достаточном, чтобы произвести впечатление на другую сторону. Но задача, которую поручил ему Корбулон, была чревата опасностями. Полководец не мог не знать этого. Тогда было бы лучше убедиться, что цена, которую, возможно, придется заплатить, была как можно более ограниченной.
– Господин, учитывая обстоятельства, я думаю, было бы лучше, если бы меня сопровождал только небольшой эскорт. Нет смысла терять больше парней, чем вы можете себе позволить.
Корбулон несколько мгновений гладил свой подбородок и затем кивнул.
– Как бы я не хотел произвести впечатление на наших парфянских друзей демонстрацией пышности, я согласен. Кто знает, может, мы это даже хорошо разыграем. Они знакомы с аскетизмом греков. Давай дадим им то же самое. Покажем, что Рим не занимается фальшивкой. Мы подходим строго к делу. Попробуй впечатлить их этим, трибун.
– Я сделаю все, что в моих силах, господин.
– Не сомневаюсь, - Корбулон помолчал, прежде чем продолжить.
– Ты возьмешь с собой одного из моих лучших людей в качестве советника. Аполлоний из Перги. Ты с ним встречался?
Катон покачал головой.
– Не припомню.
– Как жалко. Он человек значительных способностей. Владеет многими восточными языками и хорошо знает регион. Именно такой человек будет рядом с тобой для решения поставленной задачи. Я уже проинформировал его о миссии. Фактически, он уже ждет снаружи. Думаю, вам двоим пора познакомиться.
– Корбулон подошел к двери и открыл ее.
– Аполлоний, пожалуйста, зайди.
Человек, которого Катон видел ранее, вошел в комнату и, не спросив, пододвинул табурет к краю стола. Он осторожно поставил флейту.
– Благодарю вас за это. Это как раз то, что мне было нужно.
– Я рад, - ответил Корбулон.
– Хорошо за ней приглядывай.
– Я сделаю все возможное, чтобы однажды вернуть ее тебе, - улыбнулся Аполлоний.
– Вам она еще может понадобиться.
Командующего, похоже, не задело несколько фамильярное отношение мужчины, когда он вернулся в свое кресло.
Катон заколебался. Он почувствовал волну раздражения от того, что с этим человеком, Аполлонием, имело место такое фамильярное общение. Как будто он был агентом полководца, а Катон – его помощником, а не наоборот.
Корбулон откинулся на спинку стула и продолжил.
– Разреши представить Аполлония, сына Демиппа из Перги. Возможно, ты слышал о его отце.
Имя
– Философ? Последователь школы циников, если я припоминаю.
– Действительно он был, - одобрительно кивнул Корбулон.
Катон приподнял бровь.
– Был?
Аполлоний сел вперед, уперся локтями в колени и, сцепив руки, внимательно посмотрел на Катона.
– Мой отец умер в ссылке несколько лет назад. Я удивлен, что ты о нем знаешь. Я думал, что его репутация ограничивается узким кругом ученых здесь, в восточной части Империи.
Хотя его голос был низким, с богатым тембром, Аполлоний говорил мягко, и в его речи была приятная мелодия и ритм, которые мгновенно расположили к себе Катона, прежде чем вмешалась его естественная осторожность.
– Я признаю, что его работы нелегко найти в Риме, - ответил трибун.
– Циники вышли из моды во время правления Августа, но в юности я нашел его «Эстетику бытия» в библиотеке Тиберия.
– И?
– Аполлоний слегка склонил голову набок, его темные глаза не отрывались от Катона.
– Меня впечатлило многое из того, что он написал.
– Но...
Катона раздражало то, что другой человек так легко уловил его сомнения по поводу работы. Он тщательно составил свой ответ.
– Хотя я восхищался его стилем и ясностью, с которой он передал свои мысли, большинство его идей были заимствованы из работ более ранних философов. В частности, Зенона. Не то чтобы нет ничего плохого в том, чтобы продвигать работы более ранних мыслителей на более высокий уровень, применяя диалектику. Но я счел его опору на эпихерейму неубедительной. Однако я всего лишь солдат. Тем более римский солдат.
Воцарилась тишина, пока Аполлоний смотрел прямо на него, словно призывая его продолжать. Затем он внезапно покачал головой и засмеялся, повернувшись к Корбулону.
– Он хороший малый! Мне нравится этот парень.
– Я сказал вам, что у него задатки дипломата.
– О, он больше, чем дипломат, - продолжил Аполлоний.
– Он упрямый интеллектуал, самый лучший. Мой старик, возможно, заткнул глаза большинству своих последователей, но трибун увидел его насквозь.
– Он снова повернулся к Катону.
– Как бы то ни было, мой отец был плагиатором. Вот почему я отказался последовать его примеру и применил свои таланты в другом месте, - он коротко понимающе улыбнулся, прежде чем снова обратиться к командующему.
– Он прекрасно справится. Как раз то осознанное остроумие, которое ценит Вологез. Что еще более важно, он знает, когда это обуздать. Где вы нашли такого офицера? У меня создалось впечатление, что почти все римские аристократы, которые облачились в солдатские одежды, тихо подавляли те интеллектуальные страсти, которые у них были ранее.
– Обычно так и есть, - согласился Корбулон.
– Но наш друг, трибун Катон другой. Не дайте себя обмануть качеством его одежды и развитым умом. Он не аристократ. Он поднялся по служебной лестнице и женился, добившись богатства и положения.
– Это меня нисколько не удивляет. Мне еще предстоит встретить традиционного римского аристократа, который не чувствовал бы желания дотянуться до меча всякий раз, когда кто-то упоминает культуру.
– Аполлоний виновато развел руками. – Присутствующие здесь, естественно, исключение.