Измерение инкогнито

Пак Эдуард Анатольевич

Али вжался в землю, стараясь слиться с ней в единое целое. Понадеявшись на то, что внимание десантников ослабло, он по-пластунски пополз в сторону пологого склона горы.

Затаив дыхание, он до боли в глазах всматривался в предрассветные сумерки, стараясь разглядеть, что творится там, в лагере, затем снова полз, поминутно замирая на месте.

Ему было по настоящему страшно, все время чудилось, что его заметили. Сердце отдавалось бешеным стуком в ушах, страх комком подкатывал к горлу, искажая четкость чувств, вызывая слуховые галлюцинации.

Но обманчивая удача пока что была на его стороне. Скорее всего из их отряда спасся только он один.

С ног до головы измазавшись в смеси глины и мокрого снега, он дополз до ложбинки, выйдя из поля зрения врага. Тут он рискнул встать в полный рост. Он знал куда надо идти…

В лагере в это время деловито, словно ангелы смерти за своей привычной работой, сновали военные в камуфляжной форме, отыскивали и добивали раненых.

Слышались короткие команды и скупые доклады. Четкий и жестокий приказ — в плен ни кого не брать — был получен с самого верха, и оспаривать его ни кто не собирался. Быстро и по деловому они обыскивали палатки, забирали оружие и документы.

Тела боевиков складывали ровными рядами и фотографировали для опознания. Вышестоящее командование строго регламентировало и время — на все про все — сорок минут, максимум — час.

Сидя в командном вертолете старший лейтенант Воронцов нервничал. Напряжение не отпускало. Район приграничный, лишних осложнений не хотелось, лимит времени отпущенный им уже подходил к концу, а работа еще не закончена.

Запал боя прошел и он в морозном осеннем воздухе начал подмерзать. Пальцы рук, даже в перчатках, совсем заледенели. Сняв их и зажав под мышками, он принялся отогревать руки своим дыханием.

— Товарищ лейтенант — раздался голос над самым ухом. Лейтенант дернулся всем телом, рука автоматически потянулась к автомату.

— Ах ты зар-р-аза, Летун, ты как всегда в своем репертуаре… — ругнулся Воронцов — Ну ладно, докладывай.

— Товарищ лейтенант, один из боевиков ушел в сторону перевала, я видел следы на снегу.

— Ах ты зар-р-р-аза — второй раз повторил Воронцов, поднимая упавшие перчатки.

Закусив губу и сморщив лоб, он задумался. Досада отразилась на его лице. Поднять вертушку? Не может быть и речи, время на исходе. Оставить все как есть — тоже нельзя. В той стороне, за перевалом имелась еще одна база, чуть поменьше. Беглец мог до нее добраться и предупредить.

— Ну вот что, боец, ты уверен, что ушел только один?

— Так точно, уверен, сам все лично облазил вокруг. Следы только одного человека.

— Тогда так, Летун, слушай меня внимательно — этого подонка надо достать — возьмешь еще трех человек из своего взвода. Иванова кстати обязательно прихвати — у него в комплекте снайперка — остальных выберешь сам. Еще на всякий случай альпинистские принадлежности возьмете, мало ли что. Оружие и боеприпасы — минимально. Пойдете быстро, налегке. Завтра в пятнадцать ноль-ноль встречаемся в квадрате двадцать восемь, там я вас заберу. Ты старший, но смотри, головой

мне ответишь за выполнение.

Плохо скрываемая радость отразилась на лице Летуна. Кличку ему дали еще в «учебке» за непростой, неуёмный характер и страсть к различным каверзам, из за которых он и «летал» из одного взвода в другой, пока не оказался под командованием Воронцова. Белобрысый, малорослый и немного худоватый для десантника — как его только взяли — все нормативы он выполнял только на отлично. В полном вооружении он походил на маленького муравья, несущего поклажу, вес которой превышает его собственный. Но ни кто и ни когда не слышал от него жалоб на тяготы службы. Ему нравилась эта тяжелая мужская работа.

— Есть, товарищ лейтенант — ответил он звонким мальчишеским голосом, лихо козырнул и притопнул ногой от избытка чувств.

Наконец-то настоящее боевое задание, опасное к тому же — подумал Летун.

— Без лишнего геройства — осадил его пыл лейтенант. — Сделайте все возможное, обезвредьте его, но на рожон не лезть.

— Хорошо.

— Не хорошо, а есть, товарищ лейтенант.

— Есть товарищ лейтенант — послушно повторил Летун, отдавая честь — разрешите выполнять?

— Давай, давай, шевелись, пока он далеко не ушел — проворчал Воронцов.

Раненных загрузили в вертолет. Потерь личного состава не было. Сыграла роль внезапность, подавляющее огневое преимущество и слаженность их действий. Только один тяжело раненный — в самом конце боя кто то достал молоденького неопытного ефрейтора второгодника шальной пулей. Жалко пацана, но есть надежда, что выживет.

— По машинам! — Скомандовал Воронцов.

Взревели турбины, тяжелые боевые машины похожие на больших жуков, как бы нехотя поднялись в воздух, разрывая его своими винтами-крыльями. Подняв ветер, они умчались, оставив после себя разгром, запах пороха, солярки и гул в ушах.

— Ну что, двинули, мужики. Я впереди, остальные за мной. Не отставать. — скомандовал Летун.

Четыре фигуры вышли в путь. Двинулись без лишней суеты, но в хорошем темпе, в котором чувствовалась хорошая выучка. Закинув оружие за спину, они направились в сторону склона, где были обнаружены следы. Десантники довольно быстро миновали истоптанный, заляпанный кровью снег, искореженные палатки, оборудование и тела боевиков, сваленные в ряд на тренировочном полигоне.

Уже почти рассвело, было довольно светло. Снег бодро скрипел под жесткими подошвами ботинок, отмеряя четкий ритм шагов.

Через два часа они его заметили.

— Эй, Летун погляди, вон он мелькает, видишь? — сказал снайпер, едва переводя дыхание.

— Ничего не вижу, да ты хоть ориентир покажи. Солнце слепит.

— Во-он, чуть левее того булыжника, куст еще торчит — прищурив левый глаз, он вытянул руку вперед и вверх.

— Ну и глазастый же ты — уважительно проговорил Летун — и правда что то мелькает, если мне не кажется. Далеко очень, метров триста.

— Не кажется, вот в бинокль глянь.