Измерение инкогнито

Пак Эдуард Анатольевич

Страх перед предстоящим и радость, словно перед прыжком с парашютом — поистине странный, волнующий коктейль.

Самой последней мыслью Максима перед переносом была о том, что этот придурок и вправду может откусить себе свой длинный язык.

Так и накрыла их пелена, уносящая родной город.

Домой!!!

Эпилог.

Странный гул будит Мисуку прямо по среди ночи. Накинув на себя три оленьих шкуры, он высовывается на морозный воздух.

— О, великий Ингар…

—

Мисуку, мисуку, мне страшно — слышится дрожащий шепот за его спиной…

* * *

Рыжие клубы дыма вырываются из чума шамана. Еще один засушенный гриб летит в бурлящий котел…

— Ух — ух — хе-хе!!! — Бьет в свой бубен племенной колдун Шамаш…

* * *

Ледяная корона всасывает голубые язычки пламени. Злорадно ухмыется император Свалии…

* * *

Песчаная буря бушует над Варданом. Металлическая решетка поспешно рушится в пазы и клинится намертво, ворота затворяется перед носом запоздавших путников, оставляя их почти на верную гибель. Прикрывая лица от вездесущего песка, взбираются на крепостную стену арбалетчики…

* * *

В Шендине и Вере кошки и собаки соревнуются друг с другом в крепости голосовых связок, их заунывный вой и отчаянный, заполошный лай не дают заснуть добропорядочным горожанам, не спит ни один человек…

* * *

Охотники и оленеводы, колдуны и шаманы, императоры и нищие, воины и простые горожане… Все они слышат зловещий гул, грозным набатом проносящийся по всему континенту, все они видят страшное зарево в той стороне, где находится город магов. Чего еще ожидать от этих заносчивых чародеев? Конечно же ни чего хорошего.

И только император Свалии улыбается…

* * *

— Хватит жрать, старый хряк, не то, клянусь всеми пророками, ты получишь пинок в свой древний, вонючий геморрой. Да подними же костлявую задницу с мягкой курпачи и взгляни, наконец-то, что творится там, на улице! — рычал эмир, брызгая слюной.

Альхор Борджи спокойно глянул прямо в глаза своему повелителю. Визирь по привычке отметил, что багровый цвет лица эмира наводит на мысль о том, что ему не так уж далеко до апоплексического удара. Затем, откинувшись на подушки, старик лениво обернулся к огромному оконному проему, и с высоты полета птицы, с каким-то преувеличенным безразличием обозрел картину апокалипсиса, которая раскинулась далеко внизу.

Громадные огненные шары обильно падают с иссиня черного неба, накрывая своими многотонными, раскаленными тушами кривые улочки города и великолепные архитектурные сооружения дворцового ансамбля.

Тут и там охотничьи угодья эмира занимаются пожарами — десятки столбов жирного, черного дыма уже объединились в союзы, грозя перекинуться в единый неостановимый пал. Егеря на страшных птицах

пытаются тушить их очаги своими чарами, однако магический фон, если не исчез вовсе, то в значительной степени ослаб и остановить разгоревшееся пламя они не могут.

Окружающее пространство стремительно исчезает в реках жидкой лавы, льющейся с небес.

Багровые отблески от падающих с неба факелов, величиной с дом, выплясывают зловещий танец смерти по стенам, тонущей в сумраке трапезной. Предметы в их лучах потеряли свои четкие очертания, все они, казалось, куда-то двигаются, сжимаются, пропадают в темноте и появляются снова, чем непомерно перегружают нежный вестибюлярный аппарат старого мудреца.

— Исчезни, бесовское отродье — скрипит старик, прикрывая глаза и, как ни в чем не бывало, продолжает трапезу.

Сегодня придворный повар превзошел самого себя. Кебаб из цыпленка и нежнейший, хорошо прожаренный в оливковом масле, молодой картофель просто тают во рту. Первый визирь утер рукавом ручеек жира, коварно подбиравшийся к его бороденке и с вожделением уставился на полупустой поднос, раздумывая, стоит ли и дальше нагружать свой старый желудок.

— Очнись, глупец! — возопил эмир.

— Прочь, прочь с моих глаз, когда ни будь я точно спалю тебя в пепел — начал нервничать визирь.

Еще один яркий сполох прямо внутри покоев все же поколебал показную невозмутимость старого визиря, заставив того вздрогнуть, от чего кусочек нежнейшего цыпленка выскользнул из его пальцев и шмякнулся на белоснежный халат, оставив на нем смачное, жирное пятно.

Перед изумленным взором визиря соткались из воздуха еще две фигуры.

— Ого, сегодня ты превзошел самого себя — удивился визирь. — В этот раз тебе удалось раздвоиться и даже утроиться, и при этом, качество морока ни сколько не пострадало.

Старик прищурился, напрягая зрение, и даже привстал на одно колено, намереваясь подойти к застывшим фигурам.

— Приветствую тебя мой друг, мы, как видно прибыли не в самое подходящее время — произнес второй эмир, вернее первый и единственный, настоящий.

— Мы все же опоздали… Учитель, с вами все в порядке? Почему вы столь спокойно трапезничаете, когда в мире творится невесть что, когда гибнет наша столица? — гневно вторил эмиру Ганиш, с укором и недоумением вглядываясь в растерянные глаза визиря.

Сомнение появилось во взгляде Альхора Борджи — два эмира, да еще и Ганиш в придачу — это уже слишком, быть может на этот раз все же стоит применить магический взор?

— Ну, давай не медли, проверяй, если хочешь убедиться в том, что я не Мункис — догадался эмир, с интересом разглядывая свою точную копию — взор, взор, Альхор, времени не так много.

— О, я очень быстро, не сочтите это за дерзость или неуважение к вам, о мой повелитель — ответил старик.

И очень тихо добавил: