Изнанка экрана
Шрифт:
— В городе нет клея.
— Прибей афиши гвоздями.
— Здесь теперь военный коммунизм — гвоздей нет тоже.
— А когда вы нашего Христа распяли — гвозди нашлись?
С позиции летописца
Поэт Михаил Светлов приехал в Сочи. Вышел на пляж, окинул лежбище цепким взглядом, увидел множество старых друзей и подруг и изрек:
— Тела давно минувших дней.
Не высовывайся
Алексей Толстой стоял в кругу своих почитателей в вестибюле Дома кино и вещал:
— Каждый человек похож на какого-нибудь
Случившийся рядом вездесущий композитор-песенник решил обратить на себя внимание Толстого:
— А на кого похож я?
— Ты, — Толстой окинул его взглядом сверху вниз и снизу вверх, — а ты похож... на горжетку.
Освоение пространства
Моего друга и соавтора по фильму «Бухарин» Виктора Демина и меня продюсер Франц Бадер встретил радушно. Сам приехал на «кадиллаке» в аэропорт Лос-Анджелеса и покатил по ночной неведомой дороге куда-то, где, как он выразился, «люди живут, если приезжают в Голливуд работать». Мы приехали туда выбирать натурные декорации, что можно было считать работой, и не возражали против формулировки продюсера. В дороге хозяин «кадиллака» предложил мне позвонить в Москву.
— Откуда? — спросил я.
— Отсюда. — Он протянул мне телефонную трубку, что по нашим меркам в то время считалось чудом: машина летит по другой стороне планеты и — звонок в Москву...
Я согласился, набрал номер и, услышав «алле» жены, спросил:
— Как дела?
— Какие дела? Мы же только вчера виделись. Ты откуда звонишь? — удивилась она.
— Из Лос-Анджелеса. Еду в гостиницу.
— Ну, счастливо.
На этом мой разговор оборвался, но на заднем сиденье заворочался Витя Демин.
— Я тоже хочу позвонить.
Франц через плечо передал Вите трубку. Он набрал свой московский домашний номер. Никто не подходил к телефону — оно и понятно, разница во времени, в Москве утро, жена могла уже уехать на работу. И тогда он набрал рабочий телефон жены. Подошла сотрудница.
— Вам кого? — услышал я в машине, так силен был передающийся звуковой сигнал.
— Таню.
— Она еще не пришла. Что ей передать?
— Передайте, что звонил муж.
— Хорошо, передам. Куда вам позвонить?
— В Лос-Анджелес, — гордо произнес Демин и получил в ответ:
— Проспитесь, — и гудки в трубке.
Виктор обиженно засопел, но ненадолго. Вилла, куда нас привезли, находилась в пальмовой роще на берегу океана, наши комнаты рядом, на втором этаже, вход через открытую веранду, прямо с улицы. В номерах — французское шампанское, разовые фужеры под хрусталь, постели засыпаны конфетками, жвачками и еще какими-то симпатичными пакетиками, которые на поверку оказались презервативами.
Выпили «с приездом», и продюсер, перед тем как покинуть нас, строго предупредил:
— На ночь обязательно закрывайте дверь на цепочку.
— Почему? — удивились и встревожились мы.
— Могут прийти девочки, а вам нечем платить.
Мы разошлись по спальням, и я пунктуально выполнил инструкцию шефа — спал, закрывшись на цепочку.
Едва в комнате начал рассеиваться мрак, я повернул жалюзи и увидел, как светится океан. Вскочил, отбросил цепочку и вышел на веранду любоваться восходом солнца. Но, повернув голову влево, отвлекся. Дверь в комнату Демина была распахнута настежь. «Вот так всегда — я опаздываю, а он уже видел самое начало рассвета, самое зарождение
— Витя! — позвал я друга.
Он открыл глаза.
— Ты так и спал с открытой дверью?
— Ну да, жду девочек, а они не приходят.
Безграничное признание
В свое время, когда фильм Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны» только начал шествие по экранам мира, группа кинорежиссеров, работавших на телевидении: В. Жалакявичус, С. Колосов, Т. Лиознова и я, — выехала в Венгрию для встреч с коллегами и обсуждения творческих проблем. Чего было больше на таких симпозиумах — обсуждений или возлияний, сказать трудно. Но по обязательному обычаю той поры в один из дней тусовка в Будапеште была прервана и нас вывезли встречаться с венгерскими трудящимися. Ими оказались почему-то пограничники на границе с Австрией. Естественно, на встрече в местном клубе каждый режиссер, что называется, «хвалил свой товар» — собственные фильмы. Но поскольку пограничники их не видели, речи наши отзвука не имели. Иное дело у Лиозновой — ее фильм шел по венгерскому телевидению.
После выступлений был, как водится, банкет в офицерской столовой. И я, разгоряченный напитками, задал командиру заставы «нетабельный» вопрос:
— А что, много народу бежит сейчас из народной Венгрии в капиталистическую Австрию?
— Сейчас — нет.
— Почему сейчас?
— Сейчас все смотрят «Семнадцать мгновений весны».
— И ни одного случая перехода границы? — усомнился я.
— Подчиненные мне не докладывают, — развел руками командир.
— Может, они смотрят фильм вместо того, чтобы смотреть за границей?
Командир заставы согласился:
— Я тоже смотрю.
Это было поистине безграничным признанием фильма в самом прямом смысле слова.
Гимн «хамству»
Снимаем перед выездом на площадь пригородного ростовского вокзала начальную сцену по фильму «Вас ожидает гражданка Никанорова». Актриса Гундарева стоит спиной к площади у расписания поездов, установленного нашим художником, я стою лицом к актрисе, спиной к проезжей части. За мной — камера. Я активно жестикулирую, объясняя актрисе свои соображения по следующему кадру. Она вроде бы внимательно слушает, потом на мгновение отвлекается и резко дергает меня за руку. Гундарева — женщина плотная, сильная, и я, не удержавшись, лечу в кювет. А в полете уже мелькает мысль: «Что за хамство! Так обращаться с режиссером. Не прощу».
Через минуту я понял, что Наташа Гундарева спасла мне жизнь. На площадку с проезжей части врезалось такси, сбивая зрителей и съемочную камеру. Следующим должен был сбит я...
С тех пор я многое прощаю актрисам.
Урок классика
Лет двадцать пять назад я назначил свидание симпатичной мне девушке. Торжественный, с цветами, пришел на место встречи. Ждал двадцать минут, полчаса, сорок минут... Безрезультатно. Бросил с досады цветы в урну, побрел по улице Горького — ныне Тверской — и на углу у ВТО встретил своего старшего друга, классика нашего кино, педагога, писателя, одного из создателей ФЭКСа (фабрики эксцентрического актера), трилогии о Максиме и, что немаловажно для меня, большого знатока женщин — Трауберга.