Изнанка матрешки. Сборник рассказов
Шрифт:
Некоторые ариели, как они теперь себя называли, направились в созданное училище нетехнических полётов. И все они начинали свои занятия с курсантами свирепым и зычным кличем:
– Летать способны все!
И взлетали, что сразу убедить сомневающихся.
Только Шнов подал в отставку «по собственному желанию и состоянию здоровья».
А неофициально он признался председателю комиссии:
– Видите ли, они и вправду умеют летать, а я – нет.
– Как же это так? – удивился генерал и лукаво улыбнулся, мол, знаем скромников.
– А вот так. Меня во время обучения поднимал скрытый механизм. Как в цирке.
ВСТРЕЧИ
Льётся людской поток по Невскому проспекту – изменчивый, цветастый и завораживающий как огонь. И я в этом потоке – атом создающий его. Атом, которому определено своё место пока у меня есть потребность пройтись по проспекту.
Но, дойдя до подземного перехода под Садовой улицей, я не вхожу в него, а, либо от Елисеевского магазина перехожу на противоположную сторону проспекта, к Пушкинскому театру, и у «Лакомки» перехожу улицу. Либо сворачиваю к кинотеатру «Молодёжный» и уж от него пересекаю Садовую.
Конечно, не всегда так было. Когда-то и я безбоязненно для себя пользовался переходом – удобно.
Да только однажды – разгорался весёлый весенний денёк – я неожиданно столкнулся в переходе со своим давним школьным другом. Мне тогда, при встрече, не показалось странным, что за несколько минут до того я думал именно о нём, о Вовке Лихолобове, вспомнив ни с того ни сего как мы с ним повздорили ещё в классе втором, а то и в первом. Как давно это было!.. Я уж и не помнил, кто кого обидел, и кто из нас после потасовки сидел под партой и плакал. А он сразу узнал меня, окликнул, напомнил о том случае – это ему от меня досталось.
Встреча наша получилась короткой. Я куда-то торопился, он спешил на поезд. Мы наскоро обменялись адресами. Он жил не то в Ярославле, не то в Мелитополе. Адрес я потом потерял вместе с записной книжкой, а он мне не написал. И мы расстались навсегда.
Случай меня позабавил и только: вот надо же только подумал о нём и тут же встретил.
Но о нём я сразу вспомнил, когда перед самым днём Победы шёл по Невскому, смотрел на яркий кумач лозунгов, флагов и транспарантов, думал о солдатах и о своей службе в армии, о моём друге и соседе по койке – Лёне Колесникове. На втором году службы он был принят в сборную страны по плаванию – брасс, а позже успешно выступил на Олимпиаде в Риме.
Я его не видел вечность – вот…
Он стоял в переходе и явно, как мне показалось, поджидал меня – массивный, широкогрудый, со значком заслуженного мастера спорта.
Его появление именно здесь и в это время объяснялось естественно и просто. В Ленинграде как раз проходили соревнования по плаванию, и он приглашён на них судьёй. В это утро у него появилось свободное время и он решил прогуляться по городу, по Невскому. А стоял в переходе, так рассматривал замысловатые афишки театра Комедии.
Мы обменялись ничего не значащими словами. Реплики. В том, что добросердечного разговора не получилось, виноват был я. Меня просто шокировал факт произошедшего: подумал и – встретил. В конце концов, я материалист, а не памятный герой Аверченко, который утверждал, что всё в жизни создано только для него: если он что видит, только это и существует в окружающем мире, а отвернись
Поразмыслив и выждав недельку – дело необычное и непривычное, я уже сознательно решил проверить свою догадку о способности предопределения желанной встречи с нужным человеком. Замыслы, один другого невероятнее, а проще – нелепые, теснились в моей голове, не давая сосредоточиться. Кончился мой эксперимент ничем. Так ни на ком не остановясь, кого бы мне хотелось увидеть в переходе, я вошёл в него. И хотя чуть ли не открутил себе голову, поворачивая её во все стороны, никого знакомого не встретил, никто меня не окликнул.
«Ладно» – решил я, подзадоренный неудачей.
В следующий раз, начиная от самой Лавки писателей, мне удалось остановиться на одном образе, на сотруднике нашей лаборатории, Толе Костакове. Он, я точно знал, даже билет у него видел, вчера поздно вечером у ехал в Москву, в командировку.
«Пусть, – думал я, подходя к Садовой, – он мне встретится и попробует объяснить, чего это он не в столице, а прохлаждается в это время по проспекту».
Иду, соображаю, а у самого мурашки по спине – а, вдруг, и вправду его встречу…
День был хороший, солнечные лучи били в глаза. Я вниз, в тень перехода, со света вижу плохо. Мне по плечу кто-то – хлоп! И говорит голосом Костакова:
– Привет!..
Я задохнулся. Поворачиваюсь. Точно – он!
– Почему, – говорю здесь, а не в Москве?
А он, мол, ещё вчера ему позвонили прямо домой, и предупредили о несвоевременности его приезда. А билет сдать Костакову – так это он в двух шагах живёт от вокзала.
Да-а…
Вот так это у меня начиналось.
Ещё не раз и не два я проверял свой неожиданно открывшийся феномен на всяких, невероятных, казалось бы, встречах в подземном переходе под Садовой улицей. И получалось! Раз за разом. Постепенно это даже в привычку стало входить. До того дожил, что если мне хотелось встретиться, поговорить, то я его не искал по всему городу, не звонил, а уверенно направлялся к переходу, благо от нашего института до него рукой подать. Приходил, неизменно встречал, кого надо, говорил, о чём надо и возвращался назад.
Что интересно, каждая такая встреча происходила без какой-либо натяжки. Человек встречался со мной совершенно случайно, лишь исходя из его, а не мой, как мне иногда казалось, логики поведения и предыстории события. То есть я словно приходил к мысли искать его в переходе тогда, когда он там появлялся по своим каким-то делам.
Впрочем, механизм таких встреч для меня остался неразрешимым до сих пор.
За временем все мои сомнения и порой боязливые мысли и думы по поводу происходящего, как бы что со мной не случилось, притихли. Всё стало обыденным, а, значит, лишь нужным и в меру обременительным, когда не о том подумаешь и – встретишь, не более того.
Естественно, мне иногда хотелось продолжения и углубления эффекта. И получалось! Пока…
Сейчас не могу уж припомнить толчок к появлению у меня этой сумасшедшей, в принципе, мечты, переросшей в отчаянную надежду. Словно наваждения на меня сошло. И теперь вспоминаю о том с сожалением: ну, зачем, спрашивается, мне понадобилось испытывать свои способности несбыточным желанием?.. Может быть, я тогда поддался какому-то настроению, воспоминанию или был под впечатлением очередного письма от отца…