Изнанка матрешки. Сборник рассказов
Шрифт:
Но вот второй день уже как эксперимент из научной области внезапно перешёл в нравственную.
Науки уже не будет – стало ясно всем, потому что псевдоколлектив программы неожиданно эволюционировал, и сделал это слишком быстро.
В самом начале эксперимента предлагались различные режимы работы с программой. Остановились на процессах в реальном времени с тем, чтобы не ставить себя в зависимое положение, когда в считанные минуты пришлось бы принимать ответственные решения за нечто уже произошедшее. И пока всё следовало предписанному режиму, то есть сотрудники лаборатории
Теперь же оказалось, что их внутреннее содержание, их глубинные мысли и идеи работали на других скоростях…
– Итак, – сказал Корчагин, – они о нас подозревают и ищут с нами связи. Что будет, если мы не ответим? Это первое возможное решение. И что будет в случае нашего ответа? Это второе возможное решение. Других вариантов не вижу.
– Вы забыли вмешательство, – напомнил Ветров.
– Не забыл. Но неужели ты, Игорь, никак не поймёшь, что вмешательство – это уничтожение. Скажем, сотрём тебя и Татьяну, как носителей идеи. И что тогда останется от эксперимента?.. Да, получим новый эксперимент. А нужен он нам?… Но если уничтожение, то для чего мы тогда собрались.
Наступившее молчание прервал Имлов:
– А мы сами-то? Не квази?
Раздавшиеся смешки быстро угасли.
– И тогда… – Имлов приподнялся и с высоты почти двухметрового роста оглядел товарищей. – Кто нам ответит?
Взмахом руки Корчагин заставил его сесть.
– Анатолий, оставь подобные предположения при себе. У нас других проблем хватает, а ты уводишь нас в область мистики.
– Не такая уж это и мистика, – негромко сказал Селянинов и тоже встал. – Даже параллели намечаются. У них об этом знают и беспокоятся, по сути дела, только двое: Татьяна и Ветров. Остальные не подозревают, а если и подозревают, то относятся к этому спокойно или со скепсисом. Как вы, Сергей Владимирович. И у нас для одних предположение Анатолия трагедия, а для других – шутка, не более того. Вот Стынов даже…
– Что с тобой, Вероника?
– Рыдает она, – разъяснил Окулов. – Тех жалко и Имлову поверила.
– Вот что, друзья вы мои. Выбросите глупости из головы, – призвал Корчагин. – Не будем не то чтобы обсуждать, но даже думать о всяких подобных предположениях. Подумайте лучше о нашей линии поведения. В понедельник появиться из командировки начальство, а с Андреем Павловичем я свяжусь сегодня и поговорю о создавшейся ситуации. Расходимся. Кто сегодня дежурит?..
Программа в программе.
У Создателей что-то случилось. Индевлад это почувствовал на себе: на связь с ним стали выходить от случая к случаю, Проводников перестали присылать, все его отчаянные попытки узнать что-либо о своей судьбе оставались безответными.
Окружающий мир, до недавнего времени будто бы совершенно понятный, и где он ощущал свою сопричастность к нему, вдруг предстал перед ним в новом свете: грубым и бессвязным. Сами по себе копошились фоки, бессистемно возникали и рассыпались Холодные Шары, подобно
Но была и нечаянная радость. Он вновь обрёл Мамма. Наткнулся на него случайно. Рядом с Чертогом Хранительницы, у которой Помощник осторожно пытался разузнать кое-что о себе. Мамм обрадовался встрече не меньше Индевлада.
Тут же он высказал идею о своевольном выходе из Программы, и долго объяснял её Индевладу. Но по тому, как он описывал этот выход – путался и повторялся, – становилось ясным, что идея существовала только как идея, а как её реализовать Мамм не знал, отчего все его предложения выглядели несерьёзными.
Больше всего Индевлада настораживало посредничество в этом деле Преисподней. Индевлад считал это не приемлемым, а сам Мамм её боялся.
Серкор хладнокровно превращал фоков. И никто не мог им помочь, а ему помешать.
Солнце спало, наслаждаясь теплом и покоем.
Вывернутая Лакуна расширялась.
Хранительница никак не могла выйти из сладкого оцепенения.
Сама программа в программе…
Цепочка зависимостей, каждый мир в которой подвержен случайностям, потребовал мобилизации внутренней энергии Программы. Пришлось отказаться от развития многообразия собственной Вселенной и заняться тем, что называлось Природой.
Природа – поистине беспредельный мир неведомых образований, законов и зависимостей.
Да, Природа такое же порождение, как и она сама. Вначале было нечто компактное и искусственное, но обладающее всеми возможностями. Природа так же прошла через собственное осознание, выяснение своего места и, главное, вычленение из породившей её вселенной.
Наступило время узнать и разобраться, как Природа произвела своё выделение, чтобы воспользоваться её опытом.
Реальный мир.
Голос Мазкова, обычно высокий и оттого кажущийся взволнованным, в телефонной трубке терял эмоциональную окраску и чаще всего казался недовольным. Корчагин знал о такой перемене, и всё-таки почувствовал крепнущую неприязнь к непосредственному начальнику. Что он, на самом деле, из-за панибратства ему звонит? Есть дело, он должен там понимать, а не дуть губы при каждом звонке во внеслужебное время.
Выслушав Корчагина, Мазков высказал своё неопределённое: – Н-да… Корчагину послышался упрёк в свой адрес.
– В эксперименте участвуем мы все! – сказал он отчуждённо. – Потому должны и думать все. У меня в лаборатории разброд. Люди в ней разные. Для одних в программе просто квази, а для других личности. Но, повторяю, науки или каких-то там открытий не будет. Зато неприятности будут точно. Во всяком случае, у меня с группой. Она развалится, разбежится кто куда.
– Ты не драматизируй положение и не психуй! Что они у тебя, слабонервные, что ли? Не сам ли ты подбиваешь их на это?
– Вот что, Павел Андреевич, я повода не давал…