Изнанка свободы
Шрифт:
А потом…
Это было быстро. Очень быстро — секунда или того меньше.
Растянутая в вечность секунда. Я отчетливо помню все, что она вместила. В моем личном списке самых отвратительных вещей это зрелище с ходу заняло одно из почетных первых мест.
До этого никогда не приходилось видеть, как человека выворачивает наизнанку. Не в смысле «тошнит» — затошнило как раз меня.
В самом прямом смысле наизнанку. Как перчатку.
Тела культистов ломало и корежило, кровь разлеталась веером, хлестала мелкими струйками фонтана, брызгами
Особенно досталось Сэнти. Она была ближе всех.
Я дернулся и понял, что снова свободен. Вокруг, куда не плюнь, валялись кучи влажного мяса. После химеры на кухне дома Гарутти и то было чище.
Тонкий визг единственного выжившего иглой впился в ухо. Комариным писком на одной протяжной ноте. Искаженное первобытным ужасом лицо, руки раскинуты над головой и удерживают чары…
Маг, чтоб его.
Это был не обычный щит, и даже не от магических атак. Какая-то хитрая и очень мощная дрянь, от которой каменный свод над головой гулко ухнул и задрожал. С потолка посыпалась крошка, а маг все визжал и визжал…
Ринглус с криком «Сэнти!» бросился к ребенку, подхватил на руки, прижал к себе. Наверху что-то страшно трещало и рокотало, и я тоже рванул, в один прыжок преодолевая разделившее нас расстояние.
Прикончить придурка. Пока не стало слишком поздно, пока грисков потолок еще не рухнул нам на голову…
Успел!
Шпага пробила горло, и он осел. Страх сошел с лица мага — юного, почти мальчишеского. Стек, как стекает вода. Осталось немое изумление и детская обида.
Мне тоже было обидно. Предпочел бы сперва допросить любого из культистов.
Каменный свод выдержал. Устоял. Перестали трястись стены, с потолка больше не сыпалась пыль и мелкие камушки.
Пронесло.
Я выдохнул и повернулся. Сотня вопросов вертелись на языке и главный из них «Какого демона происходит?». Но достаточно было одного взгляда на застывшую в безмолвной скорби фигуру, чтобы понять — монгрел не станет отвечать. Не сейчас.
Он стоял на коленях, прижимая к себе худенькое, по-птичьи тонкокостное тельце. Целовал лоб и густо выпачканные в чужой крови волосы. На лице и руках оставались кровавые пятна, измазанные в крови борода и губы придавали Ринглусу диковатое сходство с только что поужинавшим вурдалаком. Прозрачные капли стекали по щекам монгрела, оставляя бледно-розовые дорожки на красном.
Хриплый шепот «Сэнти! Сэнти! Что же ты так?».
Девочка еще дышала. Открывала рот, пыталась глотнуть воздуха, точно вытащенная на поверхность рыба. И старательно жмурилась.
— Больно, — это прозвучало очень растерянно и беспомощно. — Папа…
Ринглус всхлипнул и начал хриплым, срывающимся от рыданий голосом уговаривать Сэнти потерпеть. Совсем немного потерпеть, потому что сейчас папа найдет доктора, и все станет хорошо, обязательно станет.
Смотреть на это было тяжело. Тяжелее, чем на фрагменты богатого внутреннего мира культистов. Я отвернулся и пошел к Тильде, которая сидела, привалившись к стене
Кровь разлеталась под подошвами сапог алыми брызгами. Я не пытался обойти кровавые лужи — бессмысленно. Пусть будет кровь, гриски с ней.
Наверное, в тот миг я тоже был малость не в себе.
За спиной у выхода все так же лежали вывернутые тела — кожей внутрь, ливером наружу. Не меньше десятка, не считая тех, кому повезло умереть от ножей чуть раньше.
Плотская изнанка сильно непригляднее изнанки мира. Я и так знаю, что находится внутри человеческого тела, обошелся бы без напоминания о своем содержимом.
Во имя Черной и всех демонов ада, что здесь вообще творится?! Что это было?
Последний вопрос я задал вслух, помогая фэйри подняться.
— Справедливость, — осклабилась Тильда. — Они сами сделали это с Сэнти.
— Сделали что?
— Это, — она кивнула на кровавое месиво за моей спиной. — С таким талантом не рождаются, Элвин. А если и рождаются, то не доживают до двенадцати лет.
— Она делает это взглядом? — на всякий случай уточнил я то, что и так было очевидно.
— Да, — фэйри помедлила. — Делает. Делала…
Всхлип из-за спины подтвердил справедливость последнего уточнения. Я не обернулся. Совершенно не представлял, что сказать Ринглусу. Любые соболезнования прозвучат, как издевательство.
— Что еще, Тиль?
— Еще?
— Насчет тебя? Ринглуса? Каких чудесных способностей вам добавили маги культистов? И когда ты собиралась мне о них рассказать?
Она покачала головой:
— У меня скорей… забрали. Я не смогу теперь станцевать пляску стали и снега, как бывало раньше на Мидст. Помнишь? Ты должен помнить…
Я помнил.
Снег и Тильда. Черные штаны, черная блуза, черная повязка на глазах. Черное на белом.
Птицы — хищные, с ледяными клювами вьются вокруг стаей белых ворон — десятки, сотни птиц. Снежинки Исы — колючие и мелкие, тают на ладони. Снежинки Тильды — серебристые звезды с бритвенно-острыми краями.
Она то замирает ледяной статуей, то растекается по воздуху в стремительном движении, мелькает размытым черным пятном в снежном флере, не уследить взглядом.
Оглушающе бьют барабаны, визжат скрипки, воют волынки, заменяя вороний грай. Блеск солнца на ледяных когтях и клювах. Снежные птицы, рожденные волей княгини, пикируют и навстречу им летят смертоносные серебряные звезды…
Ни одной мимо.
И ведь ни разу не было, чтобы птица даже приблизилась к Мастеру-воину. Всегда гадал: как, ну как она их чувствует? Повязка из плотной ткани, ни гриска в ней видать, специально проверял. На слух? Снежные вороны Исы летают бесшумно, да и что можно услышать за барабанами?
Одно слово: Мастер.
Кто сейчас танцует этот танец на Мидст вместо Тильды?
— Хреново.
А что тут еще скажешь?
— А Ринглус контролирует… это.
Вот тут я насторожился. В способность коротышки контролировать хоть что-то верилось с трудом.