Изнанка свободы
Шрифт:
— Приятные духи.
— Спасибо, мой лорд.
Мои любимые духи — жасмин, жимолость и легкая, едва уловимая нотка сандала. Весна, свежесть и сладость.
От нашей почти-близости сердце пропускает удар, а потом начинает колотиться, как испуганная птица о прутья клетки. От Элвина тоже пахнет духами — бергамот, ветивер и мускус мешаются с его собственным запахом.
Снова вкрадчивый шепот, дразнящая ласка одним дыханием, без прикосновений:
— Вам потрясающе идет ошейник, сеньорита.
Идет? Ошейник?
Вскидываю
— Ты смеешься надо мной?
— Не в этот раз, — от хрипотцы в его голосе по телу бегут мурашки.
Губы обжигают запястье, и ноги становятся совсем ватными. Я отстраняюсь, с трудом удерживая возбужденный вздох.
— Нам ведь надо ехать?
Он мрачнеет:
— Надо.
На выходе я ловлю наше отражение в большом зеркале. Мы хорошо смотримся рядом — алое с темно-синим. Элвин и на балу остался верен себе — камзол простой, без излишней отделки и золотого шитья. Почти траурный цвет странным образом добавляет ему элегантности, а покрой чем-то неуловимо напоминает о военной форме. Только фактура изысканной ткани намекает, что это праздничный наряд. Кружево батистовой рубашки выглядывает из-под рукавов и воротника, платок на шее повязан намеренно небрежно. Надо признать, Элвину идет этот минимализм. Костюм подчеркивает широкие плечи, тонкую талию. Орландо Мерчанти тратил много денег на дорогих портных, но в своих вычурных нарядах не смотрелся и вполовину так импозантно, как мой хозяин.
А может все дело в том, как он держится. Наверное, он бы и в нищенских лохмотьях выглядел не сильно хуже.
— А ты пригласишь меня на танец?
Он опускает плащ мне на плечи:
— Подумаю, если будешь себя хорошо вести. И никаких котильонов.
— Почему? — я обиженно надуваю губы.
— Потому, что котильон с неумехой — зрелище, исполненное тоски и уныния, а от моих уроков ты отказалась.
Стоит мне увидеть княгиню Ису, как мое прекрасное настроение и довольство собой меркнут безвозвратно.
Если зеркала рассказали мне сегодня, что я — хороша, то княгиня — идеальна. Совершенна в каждой своей черте — безупречность мраморного лица, чем-то неуловимо нечеловеческого и оттого еще более прекрасного, изящество фигуры — мне никогда не быть такой миниатюрной, грация походки, царственная выверенность движений…
Рядом с Исой я чувствую себя толстой сиволапой мужичкой, уже не знаю куда деть руки и стыдно за ногти — я обрезала и подпиливала их сама, а без опыта разве сделаешь хорошо?
И уже совсем не важно, какое на княгине платье, хоть оно и похоже на произведение искусства: ожившее инеистое кружево, что застывает на стеклах в морозный день, стелется паутинкой поверх текучего мерцающего шелка. Струящееся, легкое — никаких каркасных юбок и громоздких лифов, оно обнимает Ису — грациозную, тонкокостную, гибкую, как ивовый прут. Спина непристойно обнажена, но распущенные волосы гладкие,
И вся она, как изысканная статуэтка из белого и голубого льда. Так красива, что почти больно смотреть. Как на солнце.
Элвин никогда не говорил, что княгиня Иса такая…
Я стою, живо переживая свое унижение, а она, и не заметив, как мимоходом уничтожила меня, ласково улыбается моему хозяину.
— Лорд-Страж.
— Княгиня, — Элвин склоняется над ее рукой и в улыбках, которыми обмениваются эти двое, мне видится то умение безупречно понять другого без слов, что приходит после долгих лет знакомства.
О да! Элвин ведь бессмертен. Как и фэйри…
— Представь мне это милое дитя.
— Франческа Рино — мой фамильяр.
По знаку своего хозяина я подхожу, чтобы присесть в глубоком поклоне почтения.
— Это огромная честь для меня, ваше высочество.
— Наслышана, — ее голос, — позвякивание льдинок в кронах деревьев зимой и пение ветра за окном метельной ночью. Хрустальный, нежный, но за этой нежностью читается сила. — Рада, что лорд-Страж наконец решился взять тебя ко двору, девочка. Мне уже стало интересно, что за сокровище он так тщательно скрывает от нас.
— Лорд-Страж просто и подумать не мог, что его фамильяр будет интересен княгине.
Мне кажется, или за этим вроде бы невинными вежливыми фразами и впрямь таится второй смысл?
— Сделать из человека фамильяра, — правительница улыбается и с материнской укоризной качает головой. — Так самокритично. Даже моему брату не хватило бы презрения к людям для подобного поступка.
Я бледнею от скрытого в ее словах намека, но Элвин на секунду сжимает мою руку, как бы говоря «Не смей встревать».
И не думала. Это игра, правил которой я не знаю.
— Делать фамильяра из фэйри — слишком просто. Вы знаете, как я ценю сложные задачи.
— Просто? — она слегка приподнимает совершенную бровь.
— Конечно, — простодушно улыбается мой хозяин. — Как мы помним из Священных Заветов: природа фэйри изначально низменна и близка к животной. Каждый второй маг пробовал превратить животное в фамильяра. Скукотища.
Я еле удерживаю порыв отступить, сбежать. Кажется, единственное, что может ждать Элвина после подобного оскорбления — тюрьма и дыба. Но Иса только откидывает голову, чтобы рассмеяться.
Словесная дуэль продолжается. Элвин отвешивает ехидное и глубокомысленное замечание по поводу запоздавшей весны, повелительница отвечает изящной шпилькой. Они обмениваются двусмысленными насмешками, как театральные актеры — репликами, а я едва успеваю ловить вторые и третьи смыслы, скрытые за каждой фразой.
К счастью, от меня в этом состязании требуется только слушать, и я слушаю, опустив взгляд.
— Все это мило, — обрывает княгиня пикировку. — Но мне нужно удалиться, чтобы собрать снегоцветы для бала…