Изнанка
Шрифт:
– Я сделаю это, – пообещал Кеша. – Сделаю.
Да, он готов был пойти на это. Ради мамы, ради Хесса, ради своего будущего без слепоты. Если финишная прямая должна обагриться кровью, то так тому и быть. Ему это, разумеется, не нравилось – своими руками убить человека, причём так, чтобы тот страдал перед смертью? Ужас! Совесть изнывала. Но главное ведь конечная цель, финишная черта! Хесс сказал, что нужен последний удар тарана, значит он, Иннокентий, этот удар обеспечит!
Два дня он обдумывал план действий, затем принялся оборудовать погреб под домом.
Настал черёд сделать следующий шаг.
Кеша отправился на своей «Ниве» на городскую свалку. Заманить в машину одного из бомжей не составило труда – поманил бутылкой водки и все дела. Бомжа звали Федя. Пока Кеша вёз его к себе домой, тот жаловался на свою нелёгкую долю, на других бомжей, которые постоянно его обижали и часто отнимали найденные на свалке «ценности». Кеша сочувственно кивал: да, мол, жизнь штука жестокая.
Дома он напоил Федю водкой, затем затащил в погреб, связал. Жалко было бедолагу, но что поделаешь, жизнь и правда штука жестокая.
– Прости, Федя, – искренне сказал Кеша несчастному бомжу. – Прости, но так надо.
Он успокаивал свою совесть тем, что этот несчастный человек и без того был обречён. Жилья нет, питался, чем придётся, а ещё пристрастие к алкоголю. Ну, сколько Федя ещё прожил бы? Год, два? Рано или поздно его обнаружили бы замёрзшим в сугробе или утопшего в какой-нибудь луже.
Кеша закрыл люк в погреб, сверху постелил толстый половик. Хесс не поскупился на похвалы:
– Ты всё делаешь правильно, Иннокентий! Твоя мама тобой гордится. Я тобой горжусь!
Федя скончался через три дня от обезвоживания. Кеша отвёз труп к болоту и утопил в мутной жиже. Затем поехал в церковь и поставил свечку за упокой души горемыки. Кеша в Бога не верил, но посчитал своим долгом это сделать. Несчастный бомж Федя заслуживал хоть каких-то посмертных почестей.
Через неделю Кеша привёз домой следующего бомжа. Тот продержался без воды четыре дня. Болотная трясина поглотила очередной труп.
О матери в деревне никто Кешу не спрашивал. Это было хорошо, но с другой стороны его злило, что всем плевать, здорова ли соседка, жива ли. Да она не отличалась общительностью и дружбы ни с кем не водила, но всё равно было обидно за неё. Впрочем, Кеша на всякий случай придумал, что скажет, если кто-то спросит о маме. Легенда такова: он отвёз её к тётке в Тулу. У тётки муж почётный врач, а дочка директор оздоровительного центра. Мама в хороших руках.
Хесс посоветовал сделать перерыв.
– Тебе, Иннокентий, нужно быть очень, очень осторожным! Нельзя допустить, чтобы всё сорвалось. Особенно теперь, когда мы так близко к цели, когда граница почти растворилась. Пережди какое-то время, отдохни. Я знаю, как тебе нелегко.
Кеша согласился, ему действительно нужен был перерыв. В последние дни он находился в постоянном нервном напряжении, ему казалось, что в дверь в любой момент могут постучать: «Откройте, полиция!» Он ведь преступник, убийца – это хоть и ужасно горестный, но факт.
Перерыв
На этот раз он привёз домой сразу двух бомжей – слепого на один глаз низенького мужичка по имени Петя и женщину с опухшим лицом, которую звали Рая. Петя умер от обезвоживания через четыре дня, а вот Рая Кешу удивила – продержалась шесть суток.
– Ты нанёс хороший удар по границе! – восхитился Хесс. – Мощный удар. Совсем немного осталось.
Спустя три недели ещё один бедолага умер в погребе Кешиного дома. В середине августа двое бродяг распрощались с жизнью. И в сентябре двое.
Кеше всех их было жалко. Однажды он даже всплакнул, когда топил очередной труп в болоте. Хотелось бы ему, чтобы существовал иной способ истончить границу, но – увы. А ещё Кеше было немного обидно, что, как и в случае с мамой, этими несчастными никто не интересовался. Их ведь никто не разыскивал. Глупо, конечно, на это обижаться, учитывая, что он сам лишил этих людей жизни, но в нём такое противоречие вполне себе уживалось. Кеша считал это свидетельством того, что он хороший человек. Всё ещё хороший. Да и Хесс твердил о том же:
– Ты хороший человек, Иннокентий. У тебя есть совесть. Но ты находишь в себе силы, чтобы бороться с самим собой. Я счастлив, что у меня есть такой друг. А твоя мама счастлива, что у неё такой сын.
Просто волшебные слова! Они воодушевляли, отметали всяческие сомнения. Друг Хесс был непревзойдённым мастером повышать самооценку. После разговоров с ним Кеша всегда чувствовал себя окрылённым, полным свежих сил.
Октябрь. Золотая осень.
Пять дней назад Кеша запер в погребе очередного горемыку. Тот страдал не только от жажды, но и от сильных болей в животе. Умер он сегодня, нанеся своей смертью сокрушительный удар по границе между мирами. И как же удачно всё вышло! Субботнее утро, все люди дома. А ведь Хессу именно люди и нужны.
Ожидание длиною в восемнадцать лет закончилось. Свершилось! Правда разрушение границы вышло тяжёлым, Кеша даже едва сознание не потерял. Кровь из носа, жуткое давление в голове, темнота перед глазами…
Но всё теперь в прошлом.
Он справился! Они с Хессом справились! Восточная часть деревни – круглая территория примерно полтора километра в диаметре – теперь в другом мире. Мире Хесса. Вокруг – чёрная пустыня. Ура! Финишная черта пересечена!
Кеша поднялся с кресла, подошёл к окну.
Сумерки. Тёмная даль. Где-то там мама. Скоро он с ней встретится. Хесс исчез, его голоса больше не слышно, но Кеша знал, что тот с ним скоро опять заговорит и сообщит, что дальше делать. А пока можно и прогуляться, подышать воздухом чужого мира.
Кеша взял пачку овсяного печенья, потушил фитиль в керосиновой лампе и вышел из дома, со двора, проследовал до границы, за которой начиналась пустыня. Присел, погрузил руку в песок. Тёплый. Разумеется, тёплый, ведь это волшебный песок. Всё здесь волшебное.