Изнанка
Шрифт:
Сашка пронзительно закричала, не помня себя от ужаса. Этот крик выдернул мужчин из оцепенения.
– Спрыгиваем на пути! Быстрее! – успел скомандовать Иван, но было уже поздно.
Гусеницы начали действовать одновременно, как будто обладали единым разумом. Беззвучно – ни шипения, ни рычания – они срывались с потолка, скручивались в полёте и тугими упругими комками падали вниз. При ударе о камень разносился гулкий влажный шлепок. Оказавшись на полу, твари снова разворачивались во всю длину и тут же ползли к людям, извиваясь и резво перебирая коротенькими лапками. Так происходило по всей станции, Милавин успел повести фонарём по сторонам, прежде
– Огонь! Огонь!!! – где-то рядом выкрикнул Иван, а дальше загремели автоматные выстрелы.
Милавин тоже надавил на спуск, иначе волна тварей просто сбила бы его с ног. Первой же очередью он разорвал на куски сразу трёх подползавших к нему гусениц, вот только на их место с потолка свалилось ещё ни как не меньше пяти вытянутых извивающихся тел.
Грохот очередей метался по станции, отражаясь от стен. Красно-оранжевые вспышки выхватывали из мрака извивающиеся по полу тела, которые наползали со всех сторон, топча друг друга. А сверху сыпались всё новые и новые твари.
– Смена! – зубцом снаряжённого магазина Иван отжал стопор на автомате, опустевший рожок упал на пол. Понадобилась ещё секунда, чтобы вставить магазин в приёмник и рвануть на себя рукоять затвора. За это время гусеницы подползли к Поводырю почти вплотную, одна даже начала карабкаться вверх по ноге, цепляясь лапками-пальцами за штанину. Иван сбил тварь ударом приклада.
– Сашка!!! – едва затих автомат напарника, Милавин принялся звать свою дочь. Он не видел её с того самого момента, как твари начали падать с потолка. Андрей судорожно крутился вокруг себя, пытаясь нащупать девочку лучом фонаря, однако вокруг были лишь блестящие от серой слизи тела чудовищных гусениц.
– Саша, где ты?!!!
В голове заполошно, панически, как накрытая сачком птица, билась одна единственная мысль: «Я потерял её! Я её потерял! Потерял!!!». Он кричал во всю глотку, срывая связки, но никакого ответа так и не услышал.
Иван снова начал стрелять. Милавин и сам был вынужден открыть огонь, твари ползали уже у самых его ног. Тела гусениц разрывало на части, ошмётки тел и брызги слизи летели во все стороны, но тем не менее чудовищных насекомых становилось всё больше и больше. Они безмолвно ползли вперёд, сминая останки предшественников, только шелест лапок пальцев по каменному полу. Несколько коротких очередей и Калашников в руках Андрея лязгнул пустым затвором, давая понять, что магазин опустел.
Поводырь воспользовался паузой, чтобы отдать очередную команду.
– Спина к спине! Живее!
Милавин запутавшись в клапанах разгрузки, судорожно вырывал из подсумка новый магазин, когда где-то в стороне различил едва слышный детский окрик.
– Папа!
Андрей тут же забыл о перезарядке и развернул луч фонаря в направлении голоса. Сашка стояла в глубине станции, шагах в десяти-пятнадцати от него, совершенно беззащитная. Девочка испуганно озиралась по сторонам, а когда в глаза ударил свет, инстинктивно закрыла лицо руками. Гусениц вокруг неё видно не было, но Милавин не сомневался, что в скором времени они до неё доберутся.
– Сашка!!! – он бросился вперёд, раскидывая шевелящихся
Рядом снова загрохотал автомат Ивана. Милавину удалось сдёрнуть оседлавшую его тварь, но при этом он поскользнулся и плашмя рухнул на каменный пол.
«Конец», – вдруг отчётливо понял он, живо представив, как волна извивающихся гусениц накрывает его с головой и десятки жвал рвут тело на куски. Даже Иван прекратил стрелять, наверное, его тоже сбили с ног. И только мысль о дочери не позволяла Андрею сдаться, заставляла его барахтаться в луже слизи среди мёртвых и живых гусениц, но ползти. Ползти вперёд.
«Сашка! Нужно спасти Сашку! Она не должна остаться здесь!»
И будто подхлёстывая его, откуда-то из темноты долетел детский голос:
– Папа! Папочка, я здесь!
Милавин рванулся вперёд всем телом, в полной темноте – на ощупь, оскальзываясь, отталкивая ползущих по нему гусениц, он продолжал двигаться. Опять зашёлся очередями автомат Ивана. Видимо, всё это время Поводырь лишь в очередной раз перезаряжал оружие.
Андрей продолжал ползти туда, где слышал голос дочери. Как ни странно, гусеницы уже не стремились напасть на него, они ползли мимо, иногда прямо по его телу, но ни одна из них не делала попыток вцепиться в человека. Они будто бы не замечали его. Милавину даже удалось подняться на ноги. Сейчас он не пытался разобраться, почему так происходит, он хотел только добраться до своей дочери.
– Сашка!!! – крик как наждаком оцарапал саднящее горло, но ему удалось перекрыть грохот выстрелов. А в следующее мгновение в красно-рыжих отсветах он увидел силуэт девочки. Андрей одним прыжком преодолел оставшееся расстояние, схватил дочь левой рукой в охапку, поднял и прижал к себе, а правой вырвал пистолет из набедренной кобуры.
Он повёл стволом ПМ из стороны в сторону, готовый отстреливаться до последнего патрона, но никто не нападал на них.
Сейчас, взглянув со стороны, Милавин, наконец, смог оценить ситуацию. Иван крутился волчком. Луч его фонаря высвечивал тварей, которые подползали к нему по сваленным грудой трупам своих предшественниц. Автомат Поводыря хрипло огрызался короткими рваными очередями. Ни одна пуля не уходила в пустую, каждая находила свою цель и разрывала в клочья очередную извивающуюся жертву. Однако пространство на несколько метров вокруг Ивана было покрыто сплошным ковром шевелящихся гусениц, а сверху продолжали падать всё новые твари. Становилось понятно, Поводырю просто не хватит патронов, чтобы отбиться от них.
Неподалёку от места схватки образовался ещё один клубок извивающихся тел. Поначалу Милавин не сообразил, что там происходит, но вот из кучи шевелящихся гусениц ударил в потолок луч света. Это был подствольный фонарь с автомата Андрея. Твари обвивались вокруг «Калашникова», давя друг друга, каждая стремилась вцепиться в него лапками-пальцами и раздавить в объятьях. Вот фонарь хрустнул, брызнул битым стеклом и, наконец, погас.
– Иван! – прохрипел Милавин, – не стреляй! Прекрати огонь!