Изнанка
Шрифт:
– А если бы он погиб на поле боя, это было бы естественно?
– Естественно.
– Так он и снимался в кино про сражение.
– Кино – это кино, это не настоящий бой.
– Хорошо, тогда скажи, журналист Жарков открыл свой дипломат, а тот взорвался – это естественно?
– Нет, неестественно. Ты работаешь в редакции. У вас дипломаты часто взрываются?
– Тьфу, тьфу, тьфу – пока бог миловал. В дипломатах бумаги носят, еще в кино баксы пачками, а чтобы бомбу – в жизни такого не бывает.
– Значит, это ненормально?
– Естественно!
– Не
Друзья допили по первой кружке и попросили еще. Погода стояла солнечная, листья золотились. Все располагало к умственному разговору.
– Гургенидзе, который чемпион, погиб в перестрелке, это неестественно, даже если бы он занимался стрелковым спортом.
– Не спорю. В стрелковом спорте перестрелка – это когда результаты равные, и надо стрелять еще раз.
– А Гургенидзе-бандит вышел из бани и его шлепнул снайпер.
– Это неестественно. После бани!
– Все это происходило, между прочим, в двух шагах отсюда. Может быть, на этом доме снайпер на крыше сидел. – Володя показал на соседний дом.
– А ты откуда все знаешь?
– Газеты читаю. Память пока – не жалуюсь. И логически домысливаю. Этого, брат, не запретишь ни при какой власти.
– Ну, тогда за здоровье. – Паша сдвинул принесенные полные кружки. – Так расскажи, что ты про Жаркова домыслил. Коллега все-таки. Очень интересно.
– Ерунда, почти ничего. Одно могу точно сказать: официальная версия, что он нес бумаги, а вместо них оказалась бомба, – это полная чушь.
– Но ведь бомба была!
– Ты отличишь, несешь в дипломате бутылку пива или папку бумаг?
– Спрашиваешь. Рука сама чувствует!
– Так вот, он не мог час ходить по Москве с бомбой, думая, что это листки бумаги. Значит, знал.
– Что знал?
– Что несет.
– Ты уверен, что он знал, что несет бомбу?
– Сам говоришь, что чувствуешь, если в портфеле не бумаги, а бутылка. Я, с научной точки зрения, сказал бы, что у дипломата с бомбой смещенный центр тяжести, и рука это воспринимает, а у дипломата с листами бумаги тяжесть распределена равномерно. Не отличить этого невозможно!
– И куда же он нес бомбу? Если знал?
– Не знаю, только этот вопрос меня не интересует. Мало ли куда!
– Ну ты даешь! Ты просто клад для журналистских расследований. Получается, что герой Жарков сам собирался кого-то взорвать и не такой уж он герой.
– Нет, не так. Ты, если бы пошел кого-нибудь взрывать, показал бы для начала бомбу всей редакции?
– Нет, конечно!
– Паша, напряги всю свою логику. Если в портфеле нет ничего, кроме бомбы, – значит, интерес представляет сама бомба. Он нес сдавать бомбу, это и был компромат.
– Компромат – сама бомба?
– Самый лучший компромат. Приносишь и говоришь – вот мне предложили для расследования материальчик. Веский аргумент. Сильнее не придумаешь!
– Ну, тут у тебя нестыковка. Если он знал, что там бомба, не стал бы открывать. Ведь он сам открыл, а портфель взорвался. Нелогично.
– Да, нелогично. Но я этим
Древние говорили: меняется время, и вместе с ним меняемся мы. Изменились и Паша с Володей. Еще лет десять назад они перешли бы из этой пивной в другую, потом в третью. Потом вспомнили бы кого-то из друзей, позвонили и зашли, и пьянка продолжалась бы всю ночь. Но время было другое. Володе завтра предстояли лекции, над Пашей висели больница, работа, семья. Друзья расстались рано, и каждый побежал по своим делам.
На следующий день началась другая жизнь. Утром на работу, днем в больницу, потом по магазинам и рынкам. Почему-то для онкологических больных надо готовить специфические зелья. Например, сок свежей свеклы, смешанный с соком клюквы и граната. Вся эта бурда должна настаиваться в холодильнике в темноте два дня. Или отвар из чаги. Кроме того, существуют и просто традиционные медицинские глупости, вроде бульона из парного цыпленка. Все это Паша с женой делали вечером, чтобы утром, забежав на работу, идти в больницу и поить тетю приготовленными пойлами, которые не всякий здоровый человек способен выпить.
Все, что знал Паша про рак, он почерпнул из газет. Паша читал много статей своих коллег о победах над раком и успехах онкологии – успехах огромных и блестящих, как вершины Гималаев. И так же, как сами Гималайские горы, передовые технологии борьбы с раком были далеки от лежащих в третьей больнице.
Дни проходили за днями. Ощущение было такое, как будто бежишь по туннелю, нельзя свернуть влево и вправо, нельзя оглянуться или повернуть назад. Куда ни посмотришь – только какая-то серая масса пролетает мимо. Ничего не помогало. Тетя Зина худела на глазах. Скоро она уже не могла есть ничего, кроме бульона, да и то с трудом. А в один несчастный день в палате на месте тети Паша нашел только застеленную кровать.
– Идите в морг, – сказала добрая медсестра.
Не успел Паша подойти к моргу, как зазвонил его мобильный. Разные фирмы ритуальных услуг наперебой предлагали свою помощь. Паша подивился тому, как быстро работники морга продают информацию: его мобильный телефон знает вся похоронная Москва. От всех предложений Паша вежливо отказался. В редакции был свой ритуальный агент, которым был очень доволен даже главный редактор, недавно похоронивший тещу. Поэтому Паша набрал номер своей редакции. После обычных слов соболезнования секретарша директора дала телефон.
– Это Гриша Триц.
– Как-как?
– По буквам: тэ, рэ, и, цэ.
– Такое не выговоришь.
– А он и на Тип и на Цыц откликается. Профессионал.
Паша сразу набрал номер:
– Григорий?
– Да, хотя точнее Герш, но это не важно.
– Я из редакции «Московских ведомостей». У меня тетя умерла, и я хотел бы...
Дальше Паше говорить не пришлось.
– Где вы?
– В третьей онкологической.
– Ждите меня в холле, никому другому ничего не обещайте. Я через пятнадцать минут буду. Все ваши вопросы решим. Мои соболезнования.