Изречения и афоризмы Ф. Ницше. Злая мудрость
Шрифт:
Слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран. Поэтому женщина не способна еще к дружбе: она знает только любовь.
И остерегайся также приступов своей любви! Слишком скоро протягивает одинокий руку тому, кто с ним повстречается.
У того, кто хочет быть совсем справедливым, даже ложь обращается в любовь к человеку.
Любовь – это факел, который должен светить вам на высших путях.
Горечь содержится
Надо перестать позволять себя есть, когда находят тебя особенно вкусным, – это знают те, кто хотят, чтобы их долго любили.
Вверх идет наш путь, от рода к другому роду, более высокому. Но ужасом является для нас вырождающееся чувство, которое говорит: «все для меня».
Всякая великая любовь выше всего своего сострадания: ибо то, что она любит, она еще хочет – создать!
Любовь к одному есть варварство: ибо она осуществляется в ущерб всем остальным. Также и любовь к Богу.
Открытие взаимности собственно должно бы было отрезвлять любящего относительно любимого им существа. «Как? даже любить тебя – это довольно скромно? Или довольно глупо? Или – или».
Часто чувственность перегоняет росток любви, так что корень остается слабым и легко вырывается.
Любовь обнаруживает высокие и скрытые качества любящего – то, что у него есть редкостного, исключительного: постольку она легко обманывает насчет того, что служит у него правилом.
Из человеколюбия мы иногда обнимаем первого встречного (потому что нельзя обнять всех): но именно этого и не следует открывать первому встречному.
Мы не ненавидим еще человека, коль скоро считаем его ниже себя; мы ненавидим лишь тогда, когда считаем его равным себе или выше себя.
И вы, утилитаристы, вы тоже любите все utile как экипаж ваших склонностей – и вы находите в сущности невыносимым стук его колес?
В конце концов мы любим наше собственное вожделение, а не предмет его.
Друг, все, что ты любил, разочаровало тебя: разочарование стало вконец твоей привычкой, и твоя последняя любовь, которую ты называешь любовью к «истине», есть, должно быть, как раз любовь – к разочарованию.
Те, кто до сих пор больше всего любили человека, всегда причиняли ему наисильнейшую боль; подобно всем любящим, они требовали от него невозможного.
Если ты прежде всего и при всех обстоятельствах не внушаешь страха, то никто не примет тебя настолько всерьез, чтобы в конце концов полюбить тебя.
Чем
Что знаете вы о том, как сумасшедший любит разум, как лихорадящий любит лед!
Культивируя месть, пришлось бы отучиться и от благодарности, – но не и от любви.
И глубокая ненависть есть идеалистка: делаем ли мы при этом из нашего противника бога или дьявола, в любом случае мы оказываем ему этим слишком много чести.
Когда мы пресыщаемся собой и не в силах больше любить себя, то следует в порядке профилактики посоветовать любовь к ближнему: в той мере, в какой ближние мигом вынудят нас уверовать в то, что и мы «стоим любви».
Непрерывно упражняясь в искусстве выносить всякого рода ближних, мы бессознательно упражняемся выносить самих себя, – что, по сути, является самым непонятным достижением человека.
«Возлюби ближнего своего» – это значит прежде всего: «Оставь ближнего своего в покое!» И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями.
Даже когда народ пятится, он гонится за идеалом – и верит всегда в некое «вперед».
Убожество в любви охотно маскируется отсутствием достойного любви.
Безусловная любовь включает также страстное желание быть истязуемым: тогда она изживается вопреки самой себе, и из готовности отдаться превращается под конец даже в желание самоуничтожения: «Утони в этом море!»
Желание любить выдает утомленность и пресыщенность собою; желание быть любимым, напротив, – тоску по себе, себялюбие. Любящий раздаривает себя; тот, кто хочет стать любимым, стремится получить в подарок самого себя.
Любовь – плод послушания: но расположение полов часто оказывается между плодом и корнем, а плод самой любви – свобода.
Любовь к жизни – это почти противоположность любви к долгожительству. Всякая любовь думает о мгновении и вечности, – но никогда о «продолжительности».
Дать своему аффекту имя – значит уже сделать шаг за пределы аффекта. Глубочайшая любовь, например, не умеет назвать себя и, вероятно, задается вопросом: «не есть ли я ненависть?»