Изумруд - камень смерти
Шрифт:
На самом деле хитники занимались горным браконьерством - незаконной добычей ценных ископаемых. Они не делали никаких заявок в Департамент уделов или Горное ведомство, не столбили участков, не платили пошлину в казну, а просто шли и долбили заветную жилу, мыли золотишко и платину. При этом предпочитали трудиться на чужих участках, оформленных и оплаченных хозяевами по всем правилам. А иногда поступали и того пуще - просто забирались в чужие копи и потрошили вскрытые самоцветные жилы. Или под покровом ночи увозили с прииска приготовленный к промывке золотоносный песок, воровали, попросту говоря. Страдали от набегов хиты прежде всего мелкие артели горщиков и старателей, иногда месяцами безрезультатно лопатившие землю в поисках золотой дайки или самоцветного проблеска. На казенных и частных приисках горная стража о хозяйском добре радела, а мужик, который от темна до темна кайлом махал, в шахтенке ночевать не станет. Тут и выломит подлец-хитник аметистовый куст, сшибет головки топазов-тяжеловесов, расколет без
Советская власть искоренила тайных купцов и буржуев, нуждавшихся в дорогих украшениях. Не стало заказчиков, исчезли мастера-камнерезы и огранщики, перевелись и горщики - никто камень не покупает. Только золото было нужно стране, даже в войну приисковикам бронь давали и усиленный паек. Среди партийно-государственного монополизма остался единственный оазис законного частного предпринимательства - старательские артели. Так что ради золота даже твердокаменные коммунисты способны поступиться принципами.
Давным-давно перемытые золотоносные пески в поймах уральских рек теперь не представляют интереса для подпольных добытчиков. Жалкие крупинки желтого металла, остающиеся на дне старательских лотков, не вдохновляют на каторжный труд, а тайно строить более-менее серьезные промывочные агрегаты в густонаселенной местности мог только безумец, мечтающий поскорее оказаться в ГУЛАГе. Только в диких углах сибирской глубинки на богатых россыпях, до которых ещё не доползли неторопливые государственные драги, трудились пожилые пескомои, не изменившие привычкам старого времени. Что-то сдавалось в довоенный "Торгсин", не особенно озабоченный происхождением золота, что-то скупали подпольные спекулянты, а остатки ссыпались в толстостенные бутылки из-под шампанского "про черный день". Так и лежат эти никем не востребованные копилки в огородной земле, под сгнившими бревнами таежных заимок, под корнями приметных кедров...
Хрущевская оттепель не просто раскрепостила сознание, был дан толчок стремлению жить интересно, путешествовать, набираться впечатлений и наслаждаться красотой мира, а не только бесконечно строить самое передовое общество. В конце шестидесятых - начале семидесятых Свердловск пережил небывалый бум коллекционирования минералов. Можно было не иметь дома ни одной книги, в конце концов есть библиотеки, но не иметь хотя бы десяток образцов уральских самоцветов было не просто дурным тоном, это могли расценить как умственную деградацию и прямой вызов общественному мнению. По выходным на старых отвалах и карьерах собирались сотни человек всех возрастов и усердно копались в глине, ворошили битый камень и долбили кварцевые глыбы: а вдруг там внутри занорыш - полость, стенки которой плотно утыканы прозрачными кристаллами горного хрусталя? И ведь - да! Находили! Потом осторожно, с помощью стальных зубил разных размеров и форм, вырубали тяжелые штуфы, ослепительно сверкающие на солнце. А вокруг завистливо вздыхали те, кто поленился тащить кувалду и лом несколько километров от ближайшей станции, или был слишком слаб, чтобы часами колотить по каменюке. Впрочем, чаще всего в глыбе не оказывалось ничего интересного. Зато какой-нибудь пацаненок, бестолково слоняющийся среди азартно копающего народа, вдруг поднимал прямо с поверхности роскошную друзу дымчатого раух-топаза, облепленную глиной, и радостно отмывал её зубной щеткой в ближайшей луже. Всякое бывало...
Рано или поздно коллекционер начинает понимать, что самое красивое у поделочного камня находится внутри. Агатовая конкреция больше всего напоминает грязную картофелину, сросток малахитовых почек порой похож на кучку, пардон, окаменелого дерьма, а кусок яшмы - всего лишь пестрый камень. И однажды на электродвигатель от старой стиральной машины насаживается отрезной алмазный диск...
Но, оказывается, срез нелишне и отшлифовать, а затем и отполировать. Восхищение открывшейся сказочной картиной переполняет грудь и бьет через край, хочется любоваться самому и показывать всем встречным. Новоиспеченный камнерез делится своим восторгом со всеми друзьями и знакомыми. Мужчины воспринимают с подобающим сдержанным интересом, демонстрируя знание предмета. Зато женский контингент начинает инстинктивно прикладывать камень к себе, пытаясь понять, - а как это будет смотреться на шее, на руке, на плече и так далее. В результате переход к следующему этапу творческого освоения минеральных богатств родной земли происходит под ласковым, но весьма настойчивым прессингом со стороны лучшей половины человечества. Если жена коллекционера сама не заражена коллекционированием в той же мере, что и муж, или уже переболела этим и приобрела стойкий иммунитет, будьте уверены: лучшие образцы покинут застекленный стеллаж и украсят
Когда советская власть спохватилась, разогнала городской самодеятельный клуб любителей камня и конфисковала коллекции некоторых вконец оборзевших свердловчан, было уже поздно. На арену вышла совершенно новая формация уральских хитников, в корне отличная от старинных горных воров. Единственное, что их объединяло, так это страсть к незаконному вторжению в государственные недра. А законного способа и не было! Но в отличие от "дедов", хитник конца двадцатого века работящ, образован, интеллигентен и эстетически воспитан. Он не просто горщик-добытчик, он ещё и камнерез, огранщик, ювелир и дизайнер. Он разбирается в геологии и минералогии, топографии и геодезии. Он турист-путешественник, забирающийся в самые глухие углы Полярного Урала, где, зачастую опережая казенных изыскателей, первый открывает уникальные месторождения самоцветов. Шпионскими методами он добывает информацию о перспективных залежах, словно диверсант, проникает на охраняемые территории и в замурованные штольни. Великий конспиратор, он умело скрывает свои богатства, собирая образцы, достойные лучших музеев мира. И в один прекрасный день он переходит последний барьер - продает друзу кристаллов, ограненный камень или готовое изделие. Постепенно этот промысел становится основным источником материального благополучия. И никакая милиция, никакие рэкетиры не смогут его притормозить - квалификации не хватит выследить.
Вот с такими толковыми ребятами и свела Вовца судьба.
* * *
На третий день после знакомства на Высокогорском отвале хитники пришли к Вовцу в гости. Он сам их пригласил, дал номер своего телефона и адрес. А вот они о себе сообщили только самый минимум - одни имена. Обоих звали Сергеями, а чтобы не путаться, старший для краткости именовался Сержем (полное прозвище - Сержант), а тот, что помоложе, - Серым. Вовец тоже не стал скрывать, что он в первую очередь Вовец, а только во вторую Владимир Меншиков. В конце концов, в каждой артели, тем более ведущей походный образ жизни, все получают прозвища, и лучше сразу поименоваться привычным образом.
Вовец гостей ждал. Специально с работы ушел в три часа, впрочем, задерживать его все равно было некому. Завод опять стоял. Дирекцию и бухгалтерию трепала финансовая комиссия, насланная всенародно избранным губернатором Росселем, которого, наконец, проняли слезные вопли голодающих работников "Спецтехнологии" и особенно проектировщиков из института, соединенного с заводом, разрабатывающих эти самые засекреченные технологии. А чтобы никто не мешал (или не помогал?) выяснять, где пятый месяц гуляют деньги, предназначенные на зарплату, весь народ до первого июньского понедельника отправили в отпуск, естественно, неоплачиваемый. На производстве осталось только начальство, дежурные электрики и кое-кто из ремонтников. Вовца начальник цеха уговорил отъюстировать оптику на агрегате обработки криволинейных, отрегулировать подачу на плазменном напылителе и довести до ума никогда не работавший, законсервированный фрезерный станок с программным управлением. Честно говоря, Вовца и не надо было уговаривать, он просто задумался, наморщив лоб и уставясь в потолок "хозяйского" кабинета, прикидывая объем и сложность работы, а начальник решил, что он ломается, и выложил на стол три наряда на ремонтные работы, в которых уже были проставлены цифры договорной оплаты, в сумме составлявшие миллион с четвертью.
Ну, отрегулировать подачу Вовец намеревался за одну смену, не больше. Скорее всего, там шестеренки поизносились, начали проскальзывать, а ещё могли обколоться кусочки металла с зубчиков, теперь клинят передачу... С оптикой тоже все ясно: привыкли, балбесы, работать как попало - мол, железо, валяй, колоти, что ему сделается?
– вот и посбивали окуляры. Надо будет взять в лаборатории коллиматор на тележке, а остальное уже пустяк, не сложнее, чем шахтный теодолит отрегулировать. Что касается фрезерного станка, так он никогда не волновал начальство - пятый год работы нет, впору все оборудование зачехлять. С чего бы это вдруг понадобился?
Начальник, словно мысли прочитал, тут же выдал военную тайну, по секрету, разумеется: на стапелях Северодвинска заложены четыре новых лодки, а на старых решено менять вооружение на более современное. И деньги из минфина уже идут. Наряды оплатят сразу!
Новость была хорошая. Вовец одобрительно кивнул. Начальник принял кивок за полное согласие, с удовольствием пожал Вовцу руку и выразил глубокую благодарность и признательность от имени всего коллектива цеха. А потом радостно отматерился в адрес хапуг из "Ремонтника", которые норовят срубить десятикратную оплату за всякий пустяк. Тут Вовец понял, в чем подвох. Кооператив "Ремонтник" сколотил несколько лет назад кто-то из заводских руководителей средней руки и сманил к себе самых квалифицированных спецов. Шагая в ногу с российским законодательством, "Ремонтник" последовательно становился малым предприятием, товариществом с ограниченной ответственостью, а недавно стал акционерным обществом закрытого типа. Все это время "Ремонтник" успешно паразитировал на проблемах режимного предприятия, куда не пускают специалистов со стороны, не имеющих допуска к секретам. А на стороне ремонтировали ксероксы, налаживали мини-пекарни и подторговывали всякими сникерсами-тампаксами.