Изуродованная любовь
Шрифт:
Позже он поцеловал меня.
Теперь я понимаю. Теперь я понимаю».
Было такое чувство, что эти слова написала я. Что я читала дневник не другого человека, а свой. Но страстность графа не была долгой. Больше не появлялось зарисовок глиняных кувшинов или цветов. Только ее глубокое разочарование из-за измен мужа. Час за часом она вглядывалась в пучину ее любви. «Я еще более одинока, чем когда-либо. Мое несчастье – несчастье
«Слеза – одна слеза – упала горячая на обложку».
Она забеременела. Ее беременность была мучительной из-за любви к своему будущему ребенку и своей скорби относительно холодности мужа и безразличного отношения к ней. После рождения дочки дневник вдруг заполнился рисунками роз и подсолнечников. Она связала носочки и маленькое пальто. Она одевала в них ребенка и забирала ее в сад. Занятия проходили при дневном свете и на свежем воздухе, в окружении звуков и запахов природы. Она сидела под буком, читая про хижину дяди Тома. Но к этому времени граф совсем отдалился от нее.
«7 апреля – чрезвычайно печальный день».
Она восприняла его отказ спокойно и ничего не говорила против его низкого и жестокого отношения. Он открыто показывал свои делишки. Его любовницы позволяли себе скрытые комментарии на приемах, и она удалялась в свою одинокую постель слишком раздраженной, чтобы уснуть. Ее одурачили с приданым, которое муж присвоил практически сразу.
Наконец она поняла.
Он женился на ней ради денег. Она сделала новые рисунки с его изображением. В отличие от более ранних на этих он казался более узколицым и надменным.
Потом ее ребенок умер – она не написала, почему или как – и ее записи наполнились невыразимой потерей и горем. Это было слишком ужасно и волнительно, чтобы описать, как дневник изменился: от лишающего дыхания предвкушения до мрачной горечи. Закрыв лицо обеими руками, она упала на колени и заплакала, потому что написала: «Мое сердце разбито и больше никогда не сможет восстановиться».
Ее заперли в своей комнате из-за полной невменяемости, но по ее дневнику этого не было видно. Просто она была слишком опечалена. Ее богато украшенный дневник стал практически пустым.
Отчаяние поглотило ее.
«Моя жизнь уходит. Потеря и боль неописуемые. Неописуемые. И невыносимые».
Ее последняя строка была тревожной.
«У меня в руке бокал шерри, который подарил мне затуманивающую, подавляющую головную боль. Я устала от себя, и я еще не умираю. Молитва и тишина обещают мне одиночество. Моя рука холодна, как мрамор».
И после этого
Глава 17
Вечером я лежала в ароматной ванне и думала об Изабелле Торн Дафферин. Вода чувствовалась скользкой из-за всех масел и порошочков, которые я добавила в нее. Я думала о графе и о том, как он своей тростью убрал ее руки от ее самых интимных частей тела. Следом я подумала о Гае.
Я вылезла из ванной и надела свой зеленый халат. И тогда мне пришла в голову идея. Я подошла к коробочке и достала жемчужное ожерелье. И надела его. Я стянула свои волосы в пучок на затылке, выставляя ожерелье напоказ. Позволяя себе представить, что смогу привлечь Гая Хоука, как Изабелла Торн привлекла им графа.
Я выглядела иначе. Моя шея смотрелась слишком длинной и тонкой. У жемчуга было свое собственной величие. Я знала, что выглядела по-другому. Я выглядела так, будто бы принадлежала другому времени.
В мою комнату вошла Мисти.
– Вау, - воскликнула она. – Ты где это взяла?
– Я его нашла, - ответила я ей.
– Где?
– В комнате графини. В ее туалетном столике был скрытый ящичек.
– Ясно, - она сделала паузу. – Оно красивое, но я не думаю, что это хорошая идея.
Я прикоснулась к ожерелью в защитном жесте.
– Почему – нет?
– Что, если ему не понравится это? У меня были указания приводить тебя голой.
– Я голая. Это ведь просто ювелирное изделие.
– Ладно. Но я предполагаю, что это не имеет значение.
Я улыбнулась ей.
– Я беру всю ответственность на себя.
– Чертовски правильно делаешь, - но она улыбнулась, чтобы убрать колкость своих слов.
На пути в комнату Мисти посмотрела на меня искоса.
– Значит ли это, что ты влюблена в него?
Я остановилась, шокированная.
– С чего ты это взяла?
– Зачем же украшать себя, если только не хочешь привлечь внимание того, к кому ты неравнодушна?
Мы дошли до комнаты в молчании. Мисти завязала мне глаза и ушла. Услышав, как дверь закрылась, я сняла свой халат и села на кровать.
То, что я обычно не слышала, ощущалось сильнее в моих ушах. Звуки бушующего огня и ветра, воющего снаружи. Передавали, что вечером здесь, вероятно, будет еще один ураган. Даже при том, что комната была теплой, я немного дрожала.
Затем я услышала звуки его шагов по коридору. Было непривычно то, каким острым стал мой слух. Нервничая, я ждала, когда он откроет дверь и встанет возле нее. Потому что он всегда, закрывая дверь, прислонялся к ней и наблюдал за мной. Мне показалось, что в этот раз он задержался у двери дольше обычного.
Он направился в мою сторону, и я почувствовала не вожделение и не восхищение, а гнев, исходивший волнами от его тела. Его пальцы грубо коснулись моей шеи и цепочка колье порвалась на мне. Я услышала, как жемчужины приземлились на пол и покатились в разные направления.