Изувер
Шрифт:
— Что в карманах? — грозно спросил первый мент, сержант по званию, тощенький внешне и какой-то заморенный. Но голосом он обладал полковничьим.
— Н…ничего, ключи только, — пролепетал Койот, ошарашенный таким бодрым приемом.
— Выложи вон на столик и пройди еще раз, — велел сержант, и Койот по-армейски дисциплинированно повиновался.
Звонок на этот раз не зазвенел. Павел вышел в зал, огляделся, причем старался делать это как можно незаметнее и независимее: понимал, что менты не спускают с него глаз.
Операционный зал — узкий, длинный,
Что тут можно сделать? Где кассы? Деньги?
В кого тут стрелять?
Кассы он скоро увидел: слева от входа, перед широкой белой лестницей, ведущей на второй этаж, огорожены несколько клетушек, возле которых мялись по два-три человека. Народу в банке было мало. То ли популярностью у клиентов не попользовался, то ли время не то…
Вынув из кармана пиджака паспорт, Койот направился к кассам, стал в очередь. Наблюдал. Прислушивался. Приглядывался. Впервые так близко в руках хорошо одетой дамы увидел тугую пачку американских долларов меняла, видно, на рубли, а, может, просто пришла проверить… Дама заметила его взгляд, что-то в розовом ее холеном лице изменилось, и она инстинктивно притерлась к соседке и стене кассы. У соседки же в руках была какая-то другая валюта — голубоватые банкноты с портретом породистого мужика: то ли короля, то ли шута горохового.
Очередь двигалась быстро: крашенная под благородную седину девица делала в окошке свое дело довольно энергично и умело. Счетная ее машинка бодро стрекотала, перелопачивая пачечки и «зеленых», и «голубых», и «деревянных». Два то ли грузина, то ли азера вывалили на стол кассирши десятка два пачек российских полусотенных купюр, но и с ними машинка справлялась охотно… Койот, стоявший в очереди за этими черными, слышал их приглушенные спокойные голоса:
«…Мамед сказал, чтобы брать только сотенными… доллары новые, девяносто шестого… Завтра сумма побольше, наверное, будет. Кто знает, как получится…»
«От ментов до касс — метров пятнадцать, — думал Койот. — В кассы можно попасть только из коридора, изнутри. Дверь в коридор, надо думать, заперта. Да, вон они, кнопки. Надо знать шифр, код, иначе дверь не открыть. Если убить ментов у входа, это мало что даст. Успеет сработать сигнализация, кассиры захлопнут сейфы, автоматика может заблокировать входные двери — не убежишь. Да и куда из этого здания бежать, в какую сторону? Центр города, рядом УВД, ФСБ… Выбрать момент, подождать, пока у касс будет он один, сунуть под нос вот этой бабе с седой башкой дуло „Макарова“, скомандовать: „Деньги! Живо! Убью, сука!“ В окошко к ней не пролезешь, деньги не схватишь, сейф далеко, к нему не дотянешься. А она ногой, как водится, нажмет кнопку сигнализации… И будет при этом что-нибудь говорить, стерва, тянуть время… Обучена, конечно…
А денег сколько у этих азеров! Сколько уже пачек перемолотила кассирша на своей машинке, а им все нет конца. „Лимонов“ тридцать, не меньше. Вот живут, паразиты! И брезгуют нашими, вишь, доллары им подавай
— Что вы хотели, молодой человек? — спросила кассирша, когда азербайджанцы отвалили от ее окошка с пачкой новеньких «зеленых».
Он наклонился (окошко было довольно низким, рассчитанным, наверное, на невысоких людей), не торопился с ответом, а приятно улыбаясь, оглядывал внутренность кассы, рабочего кабинетика этой «старухи», обладательницы седой, с фиолетовым отливом гривы. Глаза его успели зафиксировать и другое: массивный сейф справа от кассирши, телефон, глянцевый календарь-портрет Филиппа Киркорова, из смеющегося рта которого вылетали напечатанные крупно буквы:
— Простите, девушка, я зашел узнать… я хочу приобрести доллары… сколько мне нужно сдать наших «деревянных», чтобы купить тысячи полторы-две «зеленых»? — Койот старался говорить уверенно и немного развязно, как, видимо, стал бы говорить на его месте каждый более или менее состоятельный человек.
— Вы говорите точную сумму, я посчитаю, — сухо ответила кассирша.
— Две.
Девица пощелкала крашеными ноготками по клавишам калькулятора, назвала цифру.
— Спасибо. Я понял. А какого года выпуска у вас доллары?
— Девяносто шестого.
— Сотенные?
— Да.
— Хорошо. Спасибо. Завтра приду. Если не задержат дела. Или в командировку не пошлют.
— Приходите.
Потенциальный обладатель «зелени», у которого сейчас в кармане пиджака колыхалось тысяч пять-шесть «деревянных», спокойно и с достоинством прошествовал мимо милиционеров, вышел на широкое, со множеством ступеней крыльцо, закурил.
Нет, здесь тоже ничего не обломится.
Он посидел в скверике, у памятника «Борцам за свободу», расстрелянным в далеком девятнадцатом году, упрямо двинулся на следующий укрепленный редут — в «Сбербанк», что на углу проспекта Революции и не менее знаменитой революционной Карла Маркса.
Одно из оживленнейших мест города: кинотеатр, магазины, театры, какие-то управления, офисы, бесчисленные ларьки и киоски… Тысячи людей, снующих туда-сюда, жующих чебуреки и «Сникерсы», о чем-то договаривающихся, торопливо перебегающих улицы на красный свет, чтото высматривающих в витринах «Ювелирторга», рассматривающих покупки друг друга, отбивающихся от скугпциков все тех же «зеленых»…
Идеальное место для того, чтобы раствориться, исчезнуть в толпе, затеряться в переулках и прилегающих к этому месту дворах, замести следы.
Да, если спокойно, с деньгами, имея заспиной уже замоченных ментов-охранников банка, растерявшихся его служащих и всех тех, кто там находился, выйти сюда, на этот пятачок, на этот перекресток… Потребуется всего двадцать-тридцать секунд, пусть минута, чтобы потеряться тут: зайти за угол гастронома, пойти вдоль стены кинотеатра, за ним свернуть вправо, во двор. Или из банка пойти по Театральной, а потом, через квартал, свернуть направо, к церкви, затем вниз, к водохранилищу, к мосту и дамбе, домой… Как в тот раз, с пистолетами…