Изысканная свадьба
Шрифт:
– Сними халат, – прошептал он. Реджина взялась за поясок и замерла.
– Стесняешься? – Джонатан вышел на середину комнаты. – Я же видел тебя голой. И спишь ты без одежды.
– Перестань меня дразнить, – одернула его Реджина. – Это разные вещи. Ты сам понимаешь.
Не ответив ей, Джонатан развязал поясок ее халата и с улыбкой запустил под него руку. Халат медленно соскользнул с ее плеч и упал на пол. Джонатан долго разглядывал жену, потом взял ее за руку и подвел к окну, выходившему в парк.
– Смотри на что-нибудь интересное для тебя, – посоветовал
Посмотрев на нее в разных ракурсах, он решил писать Реджину в профиль. И вскоре углубился в работу.
– Расскажи что-нибудь, – попросила Реджина. – А то я глупо себя чувствую, когда вот так стою.
– Хорошо. Только не шевели головой, – сказал Джонатан. – Что тебе рассказать?
– Что хочешь, – ответила она. – Например, о твоей семье. Как звали твою мать?
– Мириам.
– А отца?
– Альберт, – ответил Джонатан, смешивая краски на палитре. – Они были совсем простые люди.
– Сын в них пошел, – насмешливо заметила Реджина.
– А что, я разве не простой? – Джонатану хотелось узнать, что думает о нем жена. У него не было ни малейшего желания рассказывать о своей семье. Слишком печальные воспоминания. Гибель маленькой Абигайль свела мать в могилу раньше времени. Был солнечный зимний день, и Реджина была такая живая и теплая. Ему хотелось запечатлеть ее такой навеки.
– Я всего лишь деловой человек, умеющий, как говорят, делать деньги.
– Ты деловой человек, но умеешь писать картины не хуже европейских мастеров.
Джонатан засмеялся:
– Вы мне льстите, миссис Паркер.
– Почему ты мне об этом ничего не говорил? – спросила Реджина, обернувшись к нему. – Ведь я твоя жена. Между мужем и женой не должно быть секретов.
– Смотри в окно, – буркнул Джонатан. – Да тут и рассказывать нечего. Мне нравится рисовать. Талантливый я или нет – дело вкуса. Но я рад, что тебе нравятся мои работы.
– Мне они действительно нравятся, – призналась Реджина.
Она внимательно посмотрела на парк. Его небольшой участок был зажат между дорогими домами самых богатых людей города. Оштукатуренные здания из кирпича с мраморными лестницами и чугунными решетками, отделявшими их от улицы, казались мрачными и неприветливыми. Парк все еще выглядел по-зимнему: на фоне почти весеннего неба вырисовывались темные голые деревья. Плывущие в вышине облачка не были похожи на снежные тучи.
Неловкость у Реджины постепенно прошла, и она спокойно стояла, думая о своем. Джонатан считает себя заурядным, но она-то знает, что ее муж человек необыкновенный.
Он ничуть не похож на ее соседей, людей ограниченных, придерживающихся общепринятых правил. Он наслаждался жизнью и учил этому искусству Реджину. Иногда они совершали что-то из ряда вон выходящее, а иногда просто кормили голубей в парке. Все, чем они занимались, доставляло ей особое удовольствие именно потому, что делали они это вместе с Джонатаном, признавалась себе Реджина.
Однако она слишком мало знала о своем муже. Иногда он бывал очень сдержан и серьезен. Как, например,
Это предположение так поразило ее, что она высказала свои опасения.
– Не волнуйся, – успокоил ее Джонатан. – Мы займемся этим, вернувшись домой. А пока живи спокойно.
– Как я могу не волноваться? – воскликнула Реджина. Ей очень хотелось обернуться и посмотреть на него, но она не стала менять позы, боясь, что он рассердится. – Мои лучшие подруги мертвы, я вспоминаю их каждый день и гадаю, какие новости ждут нас дома.
– Ричард телеграфирует мне, если произойдет что-нибудь экстраординарное, – заметил Джонатан. – Пока никаких плохих новостей от него не поступало.
– Я хотела бы передать пансион Люси, – неожиданно заявила Реджина. – Она практически член моей семьи и после моего замужества наверняка озабочена своей дальнейшей судьбой.
– Прекрасная мысль, – согласился с ней Джонатан. – Я велю своему поверенному подготовить необходимые бумаги.
– Спасибо, – улыбнулась Реджина, продолжая смотреть в окно. – Сколько мне еще стоять?
Джонатан рассмеялся:
– Шедевр за несколько минут не создашь. Стой спокойно.
В последующие дни Реджине пришлось набраться терпения. Погода наладилась, до конца недели стояли солнечные дни, и большую часть дня Реджина проводила стоя у окна мастерской, совершенно обнаженная.
Джонатан не разрешал ей взглянуть на картину. По окончании сеанса тщательно закрывал полотно плотной тканью, прежде чем они покидали мастерскую. Когда Реджина пыталась подсмотреть, получала шлепок по заду и строгий выговор. Джонатану не терпелось закончить картину. Он уверял Реджину, что в его доме в Мерриам-Фоллс нет подходящего помещения, и отложил их отъезд. Реджина пыталась возражать, но безуспешно. Ее муж принял решение, а Джонатан Бельмонт Паркер своих решений не меняет.
В последнюю неделю их пребывания в Нью-Йорке Реджина, к ее собственному удивлению, уже без смущения сбрасывала одежду и занимала свое место у окна. Позируя долгими часами, она не испытывала ни малейшего стыда оттого, что стоит голая. Это даже давало ей ощущение свободы. Как-то Реджина предложила Джонатану тоже снять одежду, чтобы она не мешала ему рисовать. Он рассмеялся и тотчас же последовал ее совету. Портрет был забыт, и они занялись любовью на диване перед камином.
Реджина почти забыла, что Джонатан хитростью принудил ее к замужеству. Она любила его и не могла не признаться, что ей нравится чувствовать себя просто женщиной. Она жила как жилось, радовалась жизни, не испытывая при этом чувства вины, и смирилась с тем фактом, что не может изменить жизнь. Однако она ни на минуту не забывала, что Хейзл и Элайза были мертвы. Как только они с Джонатаном вернутся в Мерриам-Фоллс, она непременно будет активно участвовать в разоблачении и наказании их убийцы.