К чему снится Император?
Шрифт:
— Государь! — вскричал, едва вступивший на порог генерал-майор, начальник штаба гвардейского корпуса, Нейгардт. — Московский полк в полном восстании! Мятежники идут к Сенату! Прикажите двинуться против них первому батальону Преображенского полка.
— Пусть седлают конную гвардию. Дворец пока не покидать!
В кабинет вошла его супруга.
— Никс! У меня сердце не на месте. Я боюсь за тебя! За детей! Вдруг они ворвутся сюда…
Простившись с женой, Николай отправился на Сенатскую площадь. Там уже стояли верные ему полки. По свидетельствам очевидцев, Николай
— Дело идёт дурно, государь! — сказал Милорадович. — Мятежники не уходят с площади, я пойду уговорю солдат.
— Вразумите их, граф! Скажите, что их обманывают! Вам поверят.
Через полчаса Милорадовича увозят смертельно раненным с этих переговоров.
Александра Фёдоровна прошла в комнату, где находились дети. Все были сильно напуганы, один только Саша, усмехаясь, рассматривал какой-то альбом. Что за ребёнок такой? — шокировано смотрела она на него. Наконец, взяв себя в руки и оставив Машу, Олю и грудную Сашеньку под присмотром фрейлин, она вместе с Александром прошла в кабинет императрицы-матери.
Им освободили место у окна, пододвинули кресла. Окна кабинета Марии Фёдоровны выходили на Адмиралтейство, но видны были и набережная, и разводная площадь. Вся площадь была заполнена военными.
— Матушка, можно ли послать кого-нибудь узнать, что там?
Послали гонцов. Императрицу успокоили — государь жив.
Полагая, что Зимний дворец оказался почти без охраны, туда под командой офицера Н. А. Панова направился батальон лейб-гренадер для захвата дворца и царской семьи. Их, однако, встретили направленные Николаем гвардейский и сапёрный батальоны. Мятежникам пришлось отойти на площадь.
Тем временем к Московскому полку присоединились гвардейский Морской экипаж и часть гренадер. К правительственным частям подошли ещё Измайловский, Семёновский, Павловский и Егерский полки. Шум усиливался, на площадь подошли также рабочие и стали рядом с мятежниками. Стали раздаваться редкие выстрелы с обеих сторон, рабочие стали кидать в правительственные части камни и поленья.
— Ваше Величество, толпа растёт, они могут окружить войска. Могут и дворец захватить! Позвольте послать кавалерию!
Конная гвардия под командованием Алексея Орлова пошла в атаку, но потерпела неудачу. Выяснилось, что большинство лошадей были даже не подкованы, что привело к массовому их падению на гололедице.
К Николаю подъехал генерал-адъютант, начальник гвардейского корпуса. — Государь! Нужно ударить картечью. Отдайте приказ! Растерянный Николай кивнул.
Перед строем Преображенского батальона поставили три орудия и зарядили их картечью.
— Пли!
Первый залп оказался, что называется, в «молоко». Гвардейская артиллерия промахнулась и ударила вместо мятежников в здание Сената, что вызвало истерический смех противоположной стороны. Тем не менее второй, третий и четвёртый залпы ударили прямо в центр мятежников. Толпа бросилась назад, вся площадь оказалась обильно залита кровью.
При первом залпе маменька упала на колени и стала неистово молиться. — Запомни этот день, Саша!
— Надо разжать ей зубы, — вскричал опомнившийся слуга.
— Воды, надо облить её водой, — закричала фрейлина.
— Вы что идиоты?! — воскликнул я. Сидите на месте и не лезьте сюда! В кабинете установилась гробовая тишина, все буквально замерли.
Я ослабил её тугой ворот, поправил одежду. Буквально через минуту государыне полегчало. Подоспевший медик дал Александре Фёдоровне успокоительное. Окружающие отошли от испуга и стали тихо перешёптываться, бабушка в упор таращилась на меня. Да, зря влез. Теперь точно пойдут ненужные разговоры. Хотя выбора особого не было. Тут совсем неграмотные товарищи. Зубы хотел разжимать, — ну что за идиот. Такие действия могут только навредить. Судорожные движения невозможно контролировать или остановить. А если разжимать зубы, то больной может либо прикусить свой язык, либо чьи-то пальцы, сломать зубы или вообще подавиться попавшим в рот предметом или осколком.
Вечером вернулся отец. Мы с матерью ждали его. Остальных детей отправили по комнатам. Николай обнял нас.
— Ты жив! Ты жив! — повторяла маменька. — А нас тут чуть не захватили…
— Знаю. Ах, душа моя. Само милосердие Божие спасло нас. Всё позади, позади…
Зимний дворец гудел от разговоров. Людей стало ещё больше, чем было днём. В седьмом часу вечера родители, бабушка, великий князь Михаил и я в ненавистном мне голубом мундире с голубой лентой через плечо, подъехали к дворцовой церкви.
К нам навстречу с крестом и святой водой вышел митрополит Серафим. Служба была быстрой. Все устали. Николай и Александра стояли на царском месте на коленях и тихо повторяли слова молитвы. После слов хора «многие лета», они посмотрели друг на друга и увидели на глазах друг друга слёзы.
Ночью начались аресты, многие мятежники приходили и сдавались сами. Николай проведывал жену, которая легла, окружённая детьми. Он сказал, что Милорадович скончался, называл ей фамилии арестованных, а она всё не верила. В этот момент внимательно всё слушал только Александр, единственный не спавший из детей.
Медленно наступал серый рассвет.
Декабристов казнили в июле. Император до сих пор находился в сильном стрессе. Так, он писал матери в эти дни: «…у меня прямо какая-то лихорадка, у меня положительно голова идёт кругом. Если к этому ещё добавить, что меня бомбардируют письмами, из которых одни полны отчаяния, другие написаны в состоянии умопомешательства, то уверяю вас, дорогая матушка, что одно лишь сознание ужаснейшего долга заставляет меня переносить подобную пытку».
Дворяне же вовсю обсуждали личность нового государя. Говорили, что его брат, Александр I в первые дни своего царствования выпустил всех политических узников, а он-де начал с тюрем и казни.