К чему снится кровь (Иллюзии красного)
Шрифт:
– Придется чем-нибудь заняться, – решил Евгений. Тревожные мысли не давали ему покоя. – Может быть, на ломбард «наехали»? Но при чем тут он, Евгений? Он всегда платил исправно, наличными, и ничего им не должен. Что же тогда? За рубином тянется криминальный «хвост»? Вполне вероятно. Камень слишком необычный, слишком дорогой и слишком загадочный. К тому же, всего один. Почему? Ведь их должно было бы быть два. Можно, конечно, предположить, что вторая серьга случайно утеряна… Но Евгений не первый день занимается ювелирными изделиями. Драгоценности такого ранга просто так не исчезают и случайно не теряются.
Евгению захотелось посмотреть на рубин. Он вспомнил, как, разнервничавшись, поцарапал его, и еще больше расстроился. Мало того, что у камня сомнительное прошлое, – теперь он к тому же испорчен. В принципе, его можно было бы распилить на более мелкие и, продав, вернуть себе хоть часть денег.
Он открыл коробочку с серьгой и включил специальную лампу. Рубин тут же распространил вокруг стола свое теплое розовое сияние.
– Как я мог настолько потерять самообладание, что испортил камень?
Евгений повернул рубин царапиной к свету… Совершенно гладкая ровная поверхность камня засветилась изнутри малиново-алым раскаленным ядром. Странно, а ему казалось, что царапина именно с этой стороны! Вот что значит волноваться и переживать, – уже забыл! Повернув рубин другой стороной, он увидел все то же горячее свечение, все ту же гладкую алую поверхность.
Евгений отложил серьгу и задумался. Что с ним? Провалы в памяти? Или галлюцинации? Вспомнились слова Валерии о том, что камень отравлен.
– Да нет, – отмел он дикое предположение, – что за ерунда! Даже знаменитые отравители Медичи и Борджиа [26] не использовали драгоценные камни для нанесения яда. Сколько раз он держал камень в руках, и ничего. А ведь первым делом воздействие идет на кожу.
Евгений вытер вспотевший лоб и еще раз тщательно осмотрел рубин. Прекрасный, девственно гладкий, выпуклый и яркий, он испускал какое-то магнетическое притяжение. Никаких царапин на нем не было.
– Когда я был не в себе? Тогда или сейчас?
26
Борджиа – знаменитый род испанского происхождения, игравший значительную роль в 15 – нач. 16 вв. в Италии.
Он так и не смог прийти ни к какому выводу.
Вален складывал снаряжение в большую спортивную сумку. Ник сидел на диване в углу, затравленно поглядывая на приготовления.
– Ну что, ты идешь со мной?
– Вален, как ты не понимаешь, что эти сокровища, даже если ты их найдешь, не принесут тебе счастья? Они не твои! Сколько людей их искали, и что? Где они теперь? Ты же читал письма, там все разложено по полочкам. Подвал не выпускает тех, кто пытается проникнуть в его тайну!
– Ну, что с тобой делать? Вот заладил – тайны, мертвецы, призрак! Почему это я не вижу ни призрака в плаще, ни девицу в белом платье? Ничего они от меня не требуют? Не угрожают? Почему все претензии к тебе? Ты можешь мне объяснить?
– Потому что… – Ник задумался. Он сам задавал себе тот же вопрос, и не находил вразумительного
– Что «ну»? Я ни в доме у бабки, ни на развалинах поместья, ни в склепе никого не видел и не слышал! А ты весь издергался! То кто-то скрипнул, то стукнул, то стонет, то вздыхает! А помнишь, какой ты крик поднял, когда мы выходили из подземелья? Что ты орал? Призрак! Рука призрака! А оказалось, что к твоему лицу приклеилась паутина. Если бы я ее с тебя не снял, ты бы еще там рехнулся!
Ник опустил глаза. Ему стало стыдно. Он действительно орал как сумасшедший, а это была всего-навсего паутина. Вален прав: он слишком паникует. Но в подвал его просто ноги не несут.
– Вален, я не смогу. Я как подумаю… Нет! Мне и шагу там ступить не удастся. Ты что, хочешь, чтобы я умер?
– Отчего это?
– От разрыва сердца! Ну, что я могу сделать, если мне страшно? Иди один. Я тебе буду только мешать.
Вален плюнул от злости, и хотел дать Нику как следует по морде, чтобы он одумался. Но, глядя на его жалкий, испуганный вид, трясущиеся от страха руки, белое лицо, полуопущенные бегающие глазки, понял, что от такого помощника толку не будет, а вот хлопот прибавится.
– Ладно, черт с тобой, сиди и жди. К утру я вернусь. И чтобы никому ни слова! Понял?
– Понял, понял, – Ник страшно обрадовался, что ему в подвал идти не надо, и сразу воспрянул духом. – Никто от меня ничего не узнает. Клянусь! Да и кому мне рассказывать? Ну, давай присядем на дорожку!
Когда дверь за Валеном закрылась, Ник вздохнул с облегчением. Кажется, он только сейчас осознал, что на время его неприятности кончились. Он был уверен, что товарищ его детских игр ничего не найдет в злополучном подвале. Да и вернется ли он оттуда? От этой мысли Нику стало жутко. Он принялся читать молитвы, и вскоре уснул.
Утром ему показалось, что по квартире кто-то ходит.
– Это ты, Вален? – спросил он дрожащим от страха голосом, боясь вылезти из-под одеяла и посмотреть.
Никто не ответил.
– Вален! – взвизгнул Ник, – Не смей пугать меня! Отвечай, это ты? – Он начал мелко креститься под одеялом и шепотом бормотать заговоры от нечистой силы, которым его научили сердобольные старушки.
Только к обеду Ник заставил себя встать. На негнущихся ногах, вытягивая шею и готовый в любой момент сорваться с места и бежать, он обошел квартиру. Заглянул даже в шкаф-купе. Пусто. Валена не было. О том, что это могло бы значить, Ник старался не думать. Он ждал до вечера. Потом до следующего утра. Вален не вернулся.
Ник сходил в церковь, постоял там, чувствуя себя неуютно. Несмотря на жару, ему было холодно. Стуча зубами, он приплелся домой, не раздеваясь, залез под одеяло. Под вечер ему пришло в голову поискать документы Валена. Паспорт и пара каких-то бумажек лежали в серванте, там, где Вален их обычно хранил. Там же лежала и довольно большая сумма денег.
Ник сел на диван. Никаких мыслей не было. Ничего не хотелось: ни разговаривать, ни есть, ни спать, ни видеть кого бы то ни было…
Пантелеймон Аркадьевич ждал звонка от сына. Ник иногда забывал звонить, но так надолго он не пропадал. Отец забеспокоился, тем более, что в предыдущие дни голос сына показался ему, мягко говоря, не таким, как всегда.