К черту! или Любовь контрактом не предусмотрена
Шрифт:
Алексей Николаевич держал кипу каких-то папок. Такую высокую, что доставала ему до подбородка и даже чуть закрывала лицо. Я подскочила и по-честному забрала у него ровно половину.
Вместе мы дошли до нового офиса «Лингва Юниверс». И первое, что я поняла, едва мой восторг отступил – здесь пахло успехом. Не каким-то эфемерным, теоретическим. Совершенно конкретным, моим, будущим. Офонареть.
– Нравится? – чеширским котом ухмыльнулся Алексей Николаевич, опускаясь в кожаное кресло перед серебристым моноблоком с погашенным экраном.
– Очень…
– Так пахнет профессиональный успех. Знал, что тебе придется по вкусу, – понимающе кивнул Рогозин. – Как раз об этом я хотел с тобой поговорить. О моей «особой группе»…
Его телефон судорожно провибрировал в кармане джинсов, и профессор вынужден был отвлечься на сообщение. К моей взволнованной персоне он вернулся через минуту.
– Напомни, Ласкина, когда тебе двадцать два? – погладив лысину, поднял глаза Рогозин.
Я удивилась, но виду не подала. Не ожидала, что он и в этом году вспомнит.
– Через десять дней.
– Славно. Надо будет отметить, да?
Челюсть моя упала ниже. Нет, конечно, последние пару лет Алексей Николаевич мне был как отец – пока настоящий переваривал банкротство и пытался склеить семейную лодку. Мы много беседовали о моем будущем, о мечтах… На прошлый праздник профессор подарил мне редкий экземпляр Шекспировской «Бури». Знал мою любовь к английскому тех времен.
И все-таки – отмечать? То есть что, прямо в кафе посидеть и съесть по кусочку торта? Я слышала, как свою особую группу одаренных работников он называет «семьей Рогозина», но не думала, что это подразумевает и праздники.
– Конечно… Да… – заторможено улыбнулась я.
Ну и день сегодня! Джад визитку дал и помощь предложил. Юрец в кино позвал. А теперь Алексей Николаевич едва не до слез довел сентиментальную меня. Того и гляди, почувствую себя нужной.
Мысли снова вернулись к черту, разбившему стакан и хлопнувшему дверью. Единственному темному пятну в свете чудесного воскресного дня. Дару я, похоже, совсем не нужна. Ушел же он… До утра. Видимо, к своей сладкой атташе. Или еще к какому-нибудь клубному десерту.
– Покажу тебе кое-что.
Профессор сунул нос в одну из открытых коробок, собираясь вытащить из нее что-то, предназначенное для моих глаз… И недовольно поморщился.
– Дранный… Так, ладно. Проедешься со мной? Мне нужно вернуться в университет. Мои недотепы напутали и забрали дела учащихся. А важные документы остались там… Ну? Заодно подкину тебя в общежитие. Ты же домой? По пути поговорим.
Признаваться в том, что ночую в квартире по ту сторону реки, с вашингтонским чертом, в мои планы не входило. Так что я согласно кивнула. Вернусь на метро, не бог весть какой крюк ради пользы дела. Я зажала бумаги подмышкой и подхватила одну из «неправильных» коробок.
Через пять минут за мной захлопнулась дверь респектабельного серебристого мерседеса. В очередной раз я задалась вопросом, зачем, при столь успешном бизнесе, Рогозину тратить время на преподавание? Святой человек, не иначе!
Я уставилась в
– Ну как, подействовало? – хмыкнул Алексей Николаевич, выкручивая руль. – Запах успеха всегда работает без осечек…
– А? – вынырнула я из карьерных грез.
– Две минуты, Ласкина, у меня звонок. Вот настырный! – мужчина поднял вверх палец в останавливающем жесте и, нахмурившись, потянулся к надрывавшемуся телефону. – А потом все подробно обговорим. У меня к тебе есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
Я улыбнулась профессору. Пускай предлагает – я с радостью соглашусь. Он всегда лучше других понимал, чего я хочу.
– Да, Дарриэл, – пробурчал в трубку мой попутчик, и я напряглась каждой мышцей. – Нет, не подъезжай. Я сейчас немного занят, так что вынужден перенести встречу. Да, возникли более важные дела, – Рогозин надменно хмыкнул, и я прямо почувствовала, как скривился Дрейк на том конце. – Не кипятись, сынок. Тебе это не к лицу, морщинки отрастишь, как у меня. Сходи лучше в клуб, развейся.
Я прикусила губу. Едва слышный голос Даррела, доносившийся из динамика, меня словно отрезвил. Я снова вернулась грезами к его наглой, загорелой персоне, забыв недавние мысли о том, что нам не по пути. Потому что… А вдруг по пути? Только вот он, раздраженный и разочарованный мной, едет в клуб, а я – в свое облупленное общежитие.
Знаю я, как Дрейк в клубах «развевается» со сладкими атташе. Вспомнилось, как неприятно было смотреть на прижимавшуюся к нему тетку с бокалом. И… подумалось про Юру. Может, Даррелу тоже было неприятно увидеть меня с кем-то? Он сам говорил, что жуткий собственник.
От этой мысли я робко улыбнулась. Может, именно так выглядит ревность? Ну, у чертей? Впрочем, меня и обычные люди никогда не ревновали.
– Подъезжай завтра в университет, сверим списки. Все, отбой. Говорю же, занят. Ты не в той весовой категории, чтобы вить из меня веревки, Дарриэл!
На лице Рогозина промелькнула неприязнь, и я поежилась. Никогда не видела мужчину в таком расположении духа. И что они с чертом не поделили? Удобные часы лекций?
– Это был мистер Дрейк?
– Ага, он самый, – нахмурил брови Алексей Николаевич и сконцентрировался на дороге. Пейзажи становились все более знакомыми, из темноты выплыло очертание университетского корпуса.
– Вы как будто не ладите.
– Это называется взаимная неприязнь, Ласкина, – кивнул мужчина, притормаживая и заворачивая на парковку. – Мистер Дрейк мне кое-что задолжал, но не торопится возвращать. Я уже начинаю жалеть, что заключил с ним контракт.